Дважды в неделю меня отправляют
мыться. Всегда так, чтобы мой визит в купальню не совпал, не
приведи Господь, ещё с чьим-либо. Я удивляюсь, как монахи ещё не
сжигают её всякий раз после того, как я там помоюсь, чтобы
отстроить заново для чистых. Всякий раз во время моего омовения в
купальне пахнет ладаном, наверное, её тщательно окуривают, прежде
чем пустить меня, да и после – тоже. И молитв читают столько, что
на несколько служб хватит. Я не виню аббата в таких мерах
предосторожности. Даже не знаю, как сам поступил бы, окажись на его
месте.
Я гляжу на свои руки и грудь, когда
моюсь. Они расписаны синими татуировками, так что кожи под узорами
и молитвенными письменами почти не видно. Многие моряки
позавидовали бы такому шикарному набору, пускай и весьма
нестандартному. Смотреться в гладкую поверхность воды в тазу меня
совсем не тянет. Без этого знаю, что Романо отлично сделал свою
работу, и зло, живущее во мне, запечатано прочно.
Я знаю, что мог бы теперь покинуть
монастырь, что я уже не опасен для обывателей. Да только кто же
выпустит меня. Даже запертое зло остаётся злом, а всякий запор
можно взломать. Снаружи или изнутри. Кто же поверит бывшему главарю
рейдеров, что он не попытается воспользоваться заключённой в его
теле силой? Рейдерам, иудеям и цыганам верить как-то не приято.
Да и говоря по чести, я не хочу
никуда уходить. Мне достаточно комфортно здесь, за стенами
аббатства Святого Михаила Архангела. У меня есть всё, что нужно для
жизни, и даже немного сверх того. Ведь я не монах и не послушник, а
потому кое-какие маленькие радости мне всё же дозволены. Аббат
закрывает на них глаза. Он человек сурового нрава, но достаточно
умён, чтобы понимать – аскеза не для всех, и того, кто не принял её
добровольно всею душой, принуждать не стоит.
Раз в месяц, примерно, он приглашает
меня для беседы. Не вызывает к себе, а именно приглашает. Я знаю,
что могу отказаться, но никогда не делаю этого. Наши беседы за
игрой в шахматы хоть как-то разнообразят мою жизнь в монастыре. Я
не жалуюсь, нет, но от одиночества в компании одних только книг всё
же устаёшь.
В тот день, ранней, но очень тёплой
весной, меня пригласил к себе аббат. Монах, пришедший за мной, не
принёс ни книг, ни еды, но я не обратил на это внимания. Меня куда
больше интересовала предстоящая беседа и продолжение шахматной
партии, начатой месяц назад. Она будет в каком-то смысле решающей
для нашего с аббатом противостояния на клетчатой доске. У каждого в
активе было равное количество побед и поражений. Хотя аббат и мог
свести эту партию вничью, но я всеми силами старался не дать ему
сделать этого. И свои шансы на победу я расценивал как весьма
неплохие.