Рычаги. Ад бесконечной рефлексии - страница 10

Шрифт
Интервал


Густой вечер перерастал в ночь. Я пил коньяк за пустым столом и читал стихи Гумилева. Пару раз в моих глазах появились слезы. Конечно не о себе, а о Гумилеве. Потом я отправился в магазин за добавкой, она пригодилась для какого-то старого черно-белый фильма, кажется режиссера Хичкока.

Когда глубокая ночь опустилась на плечи Земли, я спал, не раздевшись, в надежде, что та девушка придет в мою комнату и разденет меня.

Утром я опять проснулся без будильника и не удивился дождю за окном. Я даже не догадывался, что ждет меня впереди.

III

«Я падал на колени и молился кому-то

Кто мог прекратить бесконечную пытку

Взросления»

И. Кормильцев


Густую, темно голубю жидкость я густо налил на губку за двадцать два рубля и стал тереть раковину. Я решился. Наконец-то, я заставил себя вымыть квартиру. Пепел, налет, пустые жестяные банки, бесконечные целлофановые пакеты, крошки от хлеба, разбитые стаканы, пробки, окурки, окурки, окурки, чайные пакетики, под которыми сухое, коричневое пятно – я решил убрать все. Такое редко бывает. Бывает в те периоды, когда я не пью, как собственно все самое скучное. Старой футболкой, которую я купил со скидкой в дорогом бутике три года назад, я мыл плитку в ванной. Черные нитки лезли их футболки как черви и сильно осложняли процесс уборки. Прозрачное стекло окна скрипело, обтираемое комком старой газеты, беспомощный паук мчался куда-то в угол, еще не осознавая, что больше ничего не значит в этой жизни. Все его свирепые замыслы рухнули. Пришел человек.

Весенний вечер наполнял приятным теплым воздухом комнату, пробравшись в широко открытые окна, лучи вечернего солнца скользили по ламинату, а я потный и хмурый тер плитку ёршиком. Есть что-то унизительное в том, чтобы отмывать съемную квартиру. Я всегда не любил это делать.

Как это всегда бывает, во время физического труда я глубоко задумался о чем-то и вот сейчас, почему-то, я очень хорошо помню о чем. Мне вспомнилось детство.

Косые, быстрые картины страшного детства. Ведь детство – период очень страшный, не то, что юность или зрелость. Чистота, непорочность, ужас, стоящий за каждой шторкой, отвратный процесс взросления, когда понимаешь, что смерть есть и что ничего кроме нет кроме дороги к ней. Прошлое выступает наказанием, которое в свою очередь, должно стать гарантом не совершения преступления в будущем – в этом мудрость человеческой жизни.