В Берлин же Андрей Малиновский, получив документы на имя Карла
Либкнехта переехал двумя годами ранее после разгрома тайного
общества, пожелавшего организовать покушение на государя-регента.
Чтобы вывести своего агента из-под удара ему заранее организовали
перевод на Кавказ, оттуда он по поддельным документам через
территорию османской империи выехал в Австрию, а уже оттуда под
новой личной – в столицу Пруссии.
Зачем была нужна вся эта суета с берлинским философом,
Малиновский в целом умом понимал – идея сама по себе не сложная в
общем-то – хоть и не до конца осознавал ее важность. В то, что
немецкие государства, разъединенные последние сколько-то сот лет,
смогут объединиться и превратиться в действительно мощного
европейского гегемона, парень верил мало. Вся история этого народа
прямо твердила обратное.
Впрочем, тут начальству виднее, куда пошлют, туда он и пойдет.
Кроме контактов с философом, берлинский негоциант и филантроп Карл
Либкнехт занимался подготовкой к выходу в свет нового учебника по
немецкому языку. Вернее, не немецкому – прусскому. По заданию из
Петербурга специально нанятые тут на месте филологи подготовили
учебное пособие, которое максимально возможно тянуло прусский язык
во все стороны кроме общенемецкой. Любые заимствования из русского,
французского, английского, неологизмы и изменения в грамматике, -
все было направлено на то, чтобы обучившийся по этому учебнику
студиоз в итоге просто не смог бы понять какого-нибудь жителя
Мюнхена, Цюриха или Вены. Малиновский так же смотрел на эту
деятельность с определенным скепсисом, не смотря на свое личное
мнение старательно выполнял полученные из центра указания.
О чем агент русской разведки не знал, так это о том, что данное
направление было выбрано «магистральным» в деятельности русской
разведки по всему Европейскому континенту. Очень аккуратно, дабы не
всполошить власти, агенты влияния, финансируемые из
Санкт-Петербурга, принялись продавливать идею местечкового
национализма. Причем подобные процессы были запущены не только в
Германии, но также и в Италии, Франции и Испании. В конце концов,
если посмотреть более внимательно, то буквально каждую европейскую
страну при желании можно было разложить на отдельные
составляющие.
Проще всего было в Италии, где стандартное разделение на юг и
север к этому моменту уже было отражено на политической карте. Тут
оказалось достаточно вбросить в удобренную постоянными конфликтами
землю семечки национализма, как его ростки сразу начали бурно
пробиваться к свету.