Стоянка паломников приютилась в подлеске, явно основательно
поредевшем со дня водружения здесь первого шалаша. В лагере было на
удивление чисто и аккуратно, даже сам воздух казался старательно
выстиранным, как приготовленная для новобрачных простыня, и лишь
через несколько мгновений Курт смог понять, в чем дело – здесь даже
звуков почти не слышалось, кроме доносящегося с крон деревьев
птичьего пения и шелеста ветвей. Людские голоса звучали редко, не
было окриков или громкого говора, не звучало смеха, песен или, на
худой конец, брани; притом люди в лагере были – какая-то женщина
шила, сидя у огня с огромным котлом, двое мужчин поправляли каркас
кособокого жилища, помеси палатки и шалаша, еще один перетаскивал в
соседний шатер какой-то скарб, сваленный в кучу поблизости –
кажется, одно из временных строений разобрали, и теперь его жители
перемещались к гостеприимным соседям. Чуть поодаль высилось почти
настоящее жилище, явно сооруженное из повозок, ткани, кож и еще Бог
знает чего; на земле подле него возились со сплетенными из травы и
веток фигурками двое мальчишек, переговариваясь едва
слышно.
– Думаю, ты уже понял, что я имел в виду, – тихо заметил
Мартин, перехватив взгляд Курта, и он кивнул:
– Подозреваю, что да. И будь моя воля – каждый здесь уже
сидел бы в отдельной камере, подробно и чистосердечно отвечая на
множество любопытных вопросов.
– Отдельную для каждого здесь взять негде, – с явственным
сожалением вздохнул Мартин. – И увы, прошли времена твоей
молодости… Да и воли нашей на это нет, – поспешно добавил он,
осознав, что вышло двусмысленно, – ибо разгоним эту братию – и
никогда не узнаем, что за ними стоит.
– Давайте-ка для начала взглянем на то, что лежит, –
предложил фон Вегерхоф и пояснил в ответ на вопросительный взгляд:
– Могила твоего минотавра. Хотелось бы взглянуть на это место.
– Полагаете, сумеете уловить там что-то? – кивком
пригласив идти за собою, с сомнением уточнил Мартин и свернул в
сторону, за пределы лагеря. – Из материальных улик вы точно ничего
не отыщете: поверьте, я обшарил, ощупал и обнюхал там все заросли
на дюжину шагов окрест. Там нет ничего, никаких следов, посторонних
предметов или чего иного, что выбивалось бы из порядка
вещей.
Стриг кивнул, молча направившись за ним, и Курт двинулся следом,
мимоходом обернувшись на лагерь паломников с неприятным, мерзким
предчувствием. Хотя предчувствие ли? Или это просто привычная, с
годами службы ставшая неизменной, неприязнь к подобному люду, от
которого всегда бывают неприятности… Впрочем, нет, стоит быть
честным: не всегда. Бывало и так, что всевозможным общинам вроде
этой со временем просто приедалась собственная набожность, и они
разбредались по домам, каясь потом на исповедях в грехе
самонадеянности, гордыни и фарисейства.