— Эй, как Вас там? Катя. Катя! — рассердился эльф.
— Держите свой ужин. Тарелку заберу, когда заступлю
на стражу. И не кричите на весь лес,
а то на пол дня пути слышно, — скривился
он напоследок и оставил тяжело дышащую девушку одну.
Маленький лагерь успокаивался и засыпал, и вскоре
бодрствовать остались лишь Эль-Саморен и Катя. Эльф лениво
шевелил хворост в костре, наблюдая за язычками пламени,
и привычно вслушивался в ночные шорохи.
Но то и дело его взгляд скользил в сторону
белого пятна возле дерева. А девушка аккуратно ела свой ужин
и не чувствовала вкуса нехитрого кушанья. Она сжалась
между огромных корней, пытаясь стать как можно меньше, но всё
равно чувствовала как Эль-Саморен наблюдает за ней.
***
Тихая ночь ещё не закончилась, когда свернувшуюся калачиком,
тревожно дремлющую Катю разбудили. Она вздрогнула от лёгкого
прикосновения по плечу и попыталась закричать. Но не успела, эльф,
неотличимый в предутренней тьме от остальных спутников, успел
зажать ладонью её рот. Испуг сменился ужасом и девушка, ничего не
видя вокруг, начала бестолково отбиваться, но сразу же оказалась
прижатой к земле.
— Тихо, тихо... Это я, — зашептал он рядом, и Катя узнала голос
Эль-Элитина. — Не нужно шуметь в лесу. Не будете кричать? — Он
подождал, но, не получив ответа, всё же осторожно выпустил девушку.
— Собирайтесь. Вот Ваша часть завтрака. Фляжку я забираю, мне её
ещё нужно наполнить перед дорогой.
Он оставил небольшой кусок хлеба и растворился в темноте,
наполненной шорохами и тихими голосами, возмущенными пофыркиваниями
лошадей и едва различимым запахом догоревшего костра. Сумок уже не
было рядом, и вскоре пришли и за Катей. Она не сопротивлялась,
просто сжимала в руках свой скудный завтрак и, ссутулившись, брела
вслед проводнику.
Кусочек хлеба достался иноходцу, ласково толкнувшему её в плечо,
пока провожатый прибирал свёрнутое одеяло. Конь, почувствовавший
неуверенность всадницы, пытался как мог приободрить её. Мол, я
смирный и старый, мне шагать-то лень, не то что делать что-то
опасное. Фыр, фыр, и Катя благодарно всхлипнула в ответ, но снова
без слёз, которые никак не хотели появляться из глаз.
В путь отряд выступил, едва в робком сером свете стало
возможно различить дорогу хотя бы в паре десятков шагов
впереди, даже раньше, чем подали свои голоса птицы. Так, сначала
под шум ветра, потом под ликующие фривольные песенки они и шли
молча. А день набирал силу, потихоньку выжигая призрачную
свежесть, разогревая густой воздух. Но эльфы шли так же
бодро и неутомимо, как и накануне, и так же
больше уделяли внимание ведомым в поводу животным, чем
их поклаже.