При каком ещё дворе? Ладно, разберёмся.
Ходить в длинной юбке оказалось непривычно. Пришлось
подхватывать и придерживать. В последний раз я надевала длинную
юбку на позапрошлый новый год, что ли – там было такое платье,
узкое, как перчатка, с голой спиной и очень длинное. Но в нём я так
не запиналась, и ещё ж на каблуках, а у этих чудо-башмачков
каблуков не было.
Мы выдвинулись в комнату с едой, и оказалось, что там ждут
только нас. За столом уже сидели чёрный мужик и госпожа Трезон,
девочка Меланья раздавала хлеб и ложки, а Пелагея большим
деревянным черпаком разливала уху. Мужику, потом остальным.
Я сначала наморщила нос – потому что с костями, с головами и
плавниками – но запах был таков, что хотелось всё съесть вместе с
головой.
- Чего смотришь, садись, - кивнула на лавку Пелагея, и мы обе
сели.
- Вот теперь ты уже похожа на разумную женщину, дочь моя, -
произнёс чёрный мужик, и это явно относилось ко мне.
Госпожа Трезон фыркнула – видимо, это обозначало всё, что она
думает о моей разумности. Но её пока никто тут ни о чём не
спрашивал.
- Ну так сами видели, отче, как вниз головой полетела и воды
нахлебалась, - вздохнула Пелагея. – Некоторые после такого и вовсе
не помнят, как их зовут да кто они.
Недостаток кислорода? Или как это ещё называется? В общем, если
мозг не питать кислородом, там же что-то необратимо изменяется,
правда? И у меня того, изменилось? Что я перед собой всё вот это
вижу?
А потом оказалось – не только вижу, но ещё и ощущаю, потому что
уха была из серии – ум отъешь. Правда, сначала все уселись, потом
чёрный священник прочитал молитву – похоже на Отче Наш, только
как-то немного не так, я пока не смогла уловить различий. И язык не
старославянский, кажется, или не церковно-славянский, с другой
стороны – что я знаю хоть об одном, хоть о втором? Ничего. В
универе у меня была только латынь, и ту я благополучно позабыла за
давностью лет в смысле правил грамматики и всего такого.
После молитвы уже стало можно приниматься за еду, и весь немалый
чугунок ухи был съеден без остатка. Все косточки обсосали, все
головы разобрали и съели из них всё, что подлежало съедению хоть
как-то. Бульон у ухи был вкусный и прозрачный, морковка с крупой и
корешками – отлично уварились, зелень оказалась удивительно к
месту, а хлеб - совсем свежий, будто недавно выпеченный.