А там, где выпивка, там и разговор по
душам. И мой собутыльник это тоже любил. Мы словно нашли друг
друга. Он нашел уши, в которые можно изливать все, что накопилось,
я же в его лице – отличный источник информации.
И граф не стеснялся. После третьей
рюмки он раскрыл рот и с тех самых пор не закрывал его больше чем
на время, необходимое для выпить и закусить.
Он говорил и говорил, перескакивая с
пятое на десятое, прерываясь на полуслове, начиная все заново, либо
наоборот, продолжая с середины истории, начавшейся в его голове, но
я ни разу не перебивал графа. А задавая аккуратные вопросы, узнавал
очень многое о мире и его обустройстве.
Род Бестужевых был очень старым и
очень могущественным. «Восемьсот лет!» – многозначительно и
горделиво поднимал брови Дмитрий Алексеевич.
Его предки многое сделали для того,
чтобы укрепить и расширить свои владения. «Три разлома!
Представляешь!? Три!» – граф показывал мне указательный, средний и
безымянные пальцы.
А еще дворцы в Москве и Петербурге,
родовое гнездо в Самаре и множество предприятий и активов по стране
и за рубежом.
– Наливай, – обреченно махнул рукой
граф.
А потом в наследство вступил его
папенька. И это было сказано с громадным презрением и возможно даже
с ненавистью.
Отец Дмитрия Алексеевича, оказавшийся
весьма азартным игроком в покер, буквально за несколько лет спустил
почти все состояние. Разломы перешли в чужие руки по долгам, дворец
в Москве забрали ростовщики, и забрали бы и в Питере, да нагрянул
туда темный жнец.
– И хрен им, а не дворец! – показывая
фигу эфемерным коллекторам, радостно смеялся Бестужев. – Яма там
теперь размером с дворец.
Обнищавший род кое-как сводил концы с
концами, распродавая все активы, и яростно пытался выкарабкаться из
долговой ямы. Но, судя по тихо матерящемуся графу, это было крайне
проблематично.
– Всего сто тысяч рублей ежемесячного
дохода! – сокрушался он, опрокидывая в горло рюмку с горькой. – А
ведь раньше счет на миллионы шел.
Я мысленно присвистнул. Дворяне тут
ворочают поистине баснословными деньгами. Мы перекидывались с
Марфой парой фраз о ее доходе, и зачем она содержит этот бар, так с
ее слов, чистого дохода в двадцать тысяч было прямо пределом
мечтаний.
– Потому, – продолжал граф, – и
застрял я в этой дыре. Родовой поезд продали, а на машинах повезли
имущество из Питера. Куда ж мне влезть, когда кроме этих тряпок и
диванов, еще всякие тетки, бабки и прочие родственники, коих я
отродясь не видел, все решили в родовое поместье в Самару сбежать.
Вот я и вызвался остаться тут, дождаться машины за мной.