Быть может величие и красота
Пантикапея лишили меня воли принимать какие-либо решения,
действовать? Счастливая – так еще называют Ольвию теперь мне
кажется всего лишь предместьем столицы Боспорского царства. А сам я
будто в оцепенении, растворился в вине и ласке дворцовых гетер, как
и мой Альтер Эго - Фароат, почти не напоминающий о себе эти
несколько месяцев после бегства боспорцев от стен
Феодосии.
Живу я теперь под одной крышей с
царем в главном из дворцов акрополя – так называемого Верхнего
города, отстроенного на единственном холме. Храмы, дворцы и
колоннады тут соревнуются в царственности, а великолепные статуи и
грозные башни укреплений в монументальности. Ниже акрополя
террасами спускаются дома-крепости уважаемых граждан Пантикапея
греческого происхождения, эллинизированных скифов, преуспевших на
службе у Спартокидов. Еще ниже начинается царство глинобитных лачуг
и кривых, пыльных улиц, населенных рабочим людом. Там располагаются
и постоялые дворы, и загоны для скота, и мастерские, где трудятся
гончары, кузнецы и шорники, мнут кожи кожемяки и звенят ножницами
портные, над глыбами гранита и мрамора надсадно ухают рабы –
помощники ваятелей и скрипят тяжелые жернова на ручных
мельницах.
Все, что производится тут,
непрерывным потоком извергается на рыночную площадь, где изо дня в
день идет шумный, многолюдный торг. Продавцы кричат на покупателей
не потому, что злы. Их голоса тонут в реве стад, ржании лошадей и
блеянии отар в загонах меотских купцов. Покупатели тоже орут,
сбивают цену. Торг тут не только уместен, но и приветствуется. На
окраинах площади слышен скрип колес крестьянских возов, прибывающих
каждое утро с окрестной хоры, и удары бичей надсмотрщиков,
сопровождающих партии рабов к порту.
Недалеко от рыночной площади
расположен портовый район с гаванью и доками на полсотни кораблей.
Там тоже много домов и людей, обширные склады, харчевни, домики
портовых гетер и даже храм Афродиты – богини любви. Острый запах
копченой и соленой рыбы, тяжкого зловония рыбозасолочных сараев за
портом сменяется гнилостным и трупным от груды овощей, навоза и
требухи забитых животных. Нищие оборванцы подобно бестелесным теням
двигаются, стараясь быть незаметными. Из-под грязных тряпок на их
головах виднеются исхудалые бескровные лица. Эти люди как-то
умудряются выживать на городской мусорке. Другим повезло больше. В
Пантикапее всегда много веселого и праздного народа и есть где
провести время с удовольствием, чем я обычно, когда мой царь
позволял, и занимался в компании Лида. Этого скифа я сам отослал к
боспорцам, шпионить. Уж не знаю, как ему удалось убедить тогда еще
царевича Левкона в моей абсолютной лояльности Боспору, ведь сам я
пребывал в беспамятстве, но сын Сатира Лиду поверил и
приблизил его господина - отважного скифского вождя ко двору.
Конечно, лукавлю: так вышло, что спасая себя, смог защитить и
царевича.