Я успел
отойти шагов на двадцать от своего товарища, как заметил всадников,
появившихся на вершине высокого холма. Очертания их отчетливо
вырисовывались на светло-голубом фоне безоблачного неба.
Верхоконные спустились вниз и поехали по направлению к усадьбе,
точнее к нам! Мне тут же вспомнился хозяин гостиницы, его алчный
взгляд, когда он заприметил рассыпанное серебришко.
Их было
трое и вооружены эти разбойники были всего лишь длинными кинжалами.
Бегом я вернулся к коню и, взлетев Бурому на спину, извлек из ножен
меч. Пряча его лезвие у ноги, медленно поехал навстречу всадникам.
Они, в свою очередь, осадили коней и тоже стали двигаться шагом.
Когда между нами оставалось всего несколько метров, всадники
разделились, окружая меня. Что же, к этому я был готов! Едва один
из них приблизился ко мне, я резко замахнулся и обрушил лезвие
ромфеи вниз. Разбойник попытался отклониться, но уберег этим
маневром только свою голову. Удар пришелся в плечо, и я был уверен,
что почти отрубил ему руку. Он кулем рухнул с коня, а его
подельники в ужасе повернули назад. Я проскакал за ними около сотни
метров, потом вернулся к месту рубки.
Возле
лежавшего на земле, сраженного мной эллина склонился Авасий. Удар
фракийского меча пересек греку ключицу и несколько ребер, так что
правое плечо и рука были полуотделены от тела широкой зияющей
раной. Глаза лежавшего были закрыты, но веки слегка вздрагивали.
Розово-красная пена опадала и вздувалась у неестественно раскрытого
рта, стекала по щекам и подбородку широкими неровными струйками.
Кровь всхлипывала и булькала в груди и горле.
Авасий
наступил коленом на неровно поднимавшуюся грудь и, вытащив из ножен
кинжал, погрузил его в горло раненого. Грек судорожно дернулся,
захрипел, несколько раз открыл и закрыл глаза, согнул и снова
вытянул ноги.
Авасий
перевернул тело лицом вниз и сделал на голове около шеи широкий
полукруглый надрез от уха к уху, потом, схватив за волосы, он
стянул с черепа окровавленную кожу. Измазанную кровью, он смял ее,
сунул в кожаный мешок с серебром и отправился разыскивать убежавшую
лошадь убитого.
Я вдруг
почувствовал усталость и противную тошнотную пустоту в груди. Мне
не хотелось смотреть назад на страшный ярко-красный труп,
раскинувшийся среди вытоптанной, забрызганной кровью травы. А потом
минуты опять потекли обычным порядком, хотя в моей горячей от зноя
и усталости голове ликовал один лишь Фароат. Он улыбался бредущему
Авасию. Тот, припадая на одну ногу, вел на поводу трофейного коня и
тоже скалился…