— А ты, старый хрыч, все разглядишь! — на заборе повисло еще
одно лицо.
Бабуля сначала с любопытством нас осмотрела, а затем отточенным
движением залепила деду подзатыльник.
Тот ойкнул, чуть не отвалившись от забора:
— За что? Ильинишна!
— Чтобы на баб не пялился, — проворчала его супружница.
— Так не ходок я уже давно. Кончился, так сказать, запал боевой,
что на жизнь отмерен был.
— И слава Богу! — перекрестилась бабуля.
— Так а лупишь меня тогда за что?
— За прошлые твои грешки. Как только еще морковка не отсохла?
Столько лет с тобой маялась, хоть теперь душеньку отведу.
Хрясь! — бабуля залепила второй подзатыльник деду, заметив, что
тот не сводит глаз со Светы в обтягивающем спортивном костюме.
Дед снова ойкнул и, потирая затылок, наконец, отлип от забора.
Подошел к жене и что-то стал бормотать. Из обрывков слышно лишь
“что творишь, дура”, “перед людьми неудобно”, “товарищи из милиции
приехали, а ты…”
— Мы к вам зайдем! — крикнул я колоритным пенсионерам. — Сначала
Дубовский дом осмотрим, а потом зайдем. Поговорить надо. Можно?
— Конечно, можно, — отозвался дед. — Я пока чайник поставлю.
Мы ступили на низкое шаткое крылечко. Одна из досок недовольно
скрипнула, грозя сломаться. Но я не отступил, не поверил доске.
Если уж Дубова выдерживала, то меня и подавно сдюжит.
Дверь, обросшая слоями краски цвета застарелого кирпича,
впускать нас не собиралась, демонстративно выставив вперед
массивный навесной замок.
— Ломать будешь? — спросила Света, оглянувшись в сторону
бдительных соседей.
— Попробуем пока так, — сказал я, подняв придверный коврик.
Пусто. Обшарил крыльцо, ключа нигде не оказалось. На перилах
стоял одинокий глиняный горшок. С землёй, но без растительности
внутри. Стоял в фарфоровой тарелке с золотой каемочкой и отколотым
краешком. Я приподнял горшок. Есть! Под ним оказался заветный
ключ.
Отпер дверь и вошел внутрь. Света последовала за мной. Пахнуло
прохладой, старыми газетами и сырой землей, будто в доме ящики с
рассадой держали и при этом еще только что полили.
Единственная комната оказалась просторной, но с низким потолком.
Если встать на цыпочки, то можно потолочную балку головой
зацепить.
У стены – старый продавленный диван с некогда шикарными кожаными
подлокотниками. Рядом вышедшие из моды этажерки, облезлый комод,
самодельная полка с бакалейной мелочевкой, у окна круглый стол на
изогнутых ножках. В доме чисто, но все потертое, больше на хлам
похоже. Так и есть, старая мебель всегда доживала свой век на
дачах.