Хозяйка пожала плечами и развернулась, собираясь унести угощение
обратно.
— Куда? — встрепенулся дед. — Вертай взад! Я-то не на
службе.
— Обойдешься, — огрызнулась бабуля и пошла-таки прочь, что-то
ворча себе под нос.
Дед, конечно, не был орлом, но за женой слетал быстро. Выхватил
бутыль и, прижав к груди, как ребеночка, помчался назад. Ильинишна
потрясла морщинистым кулаком ему вслед, поохала, но пререкаться
больше не стала. Села с нами за стол и стала разливать чай.
— Вот я контра! — хлопнул себя по лбу дедок. — Сам не
представился и вас не спросил, как величать. Семен, — протянул он
мне руку. — Ну, а Ильинишну вы знаете.
— Андрей, — ответил я. — А это Света.
— Стало быть, из милиции вы? — прищурился дед Семен. — убивца
ловите, что Глебку сгубил?
— Его самого. Расскажите нам о потерпевшем. Часто он здесь
бывал?
— Да на выходных только, и то, чтобы покуражиться, — махнул
рукой дед на соседний участок. — Вон, смотри, как все лебедой
заросло. Совсем не следил за участком, одни девки в голове, — дед
наклонился ко мне и, понизив голос, проговорил. — Но я его не
осуждаю. Девки – это лучше, чем лебеда…
Ильинишна зыркнула на мужа, а тот, хихикнув, отодвинулся от нее
чуть подальше, на всякий случай.
— Больше никто к нему не приходил?
— Не видел никого, вроде… Хотя нет. Был один типчик. Глаза
колючие и рожа такая пренеприятнейшая. Как у бандита с большой
дороги.
— Когда? Подробнее описать сможете?
— Когда – не помню. Может, неделю назад, может, две. А описать
не смогу точнее. Не разглядел шибко. Он же не баба, чтоб на него
глазеть.
— А женщина одна и та же к нему приезжала или разные?
— Почитай как полгода одна и та же, вроде… Кто ж их в одежде-то
разберет. Да и свечку я не держал, бабка бы меня зашибла за такое
дело.
— Они скандалили, ругались?
— Кричала частенько бабенка, охала, — хитро прищурился Семен. —
Но не ругачка это вовсе была…
— Ты слова-то подбирай, похабник старый, — шикнула Илинишна. — С
людьми культурными за столом сидишь.
— А я, про между прочим, правду говорю. Как есть. Человеки для
того и созданы, чтобы любить друг дружку по-всякому, а в старости
только обсуждать да вспоминать остается. У-ух, мать, а помнишь, как
мы с тобой в юности в стогу на Ивана Купала…
— Угомонись, — Ильинишна снова отвесила подзатыльник, но Семен
был начеку и ловко увернулся от разящего удара, как престарелый
мастер шаолинь.