Я успел вскочить и отпрыгнуть в сторону, уворачиваясь от ног,
что пытались втоптать меня в землю. Будто и правда дикий слон
буйствовал.
— Помогите! — блажил дед Семен. — Милицию убивают!
Но убить милицию сложно, на то она и милиция. Теперь уже в атаку
кинулся я. Шр-ш, шр-ш, — свистели возле моей головы кулачищи. Я,
будто в спарринге, методично уворачивался и бил в ответ. Не всегда
в цель. У здоровяка-то этого морда больно высоко. Тяжело
достать.
Иногда попадал, но это выходило как слону дробина. Черт, нужно
радикально менять тактику. Иначе на все двенадцать раундов
растянуть можно наше противостояние.
Что ж, друг Егорка, будем играть по-грязному. Я изловчился и
двинул стопой снизу вверх прямо по фаберже. Хрясь! Егорка охнул и
осел. Стоя на коленях, скрючился, но даже и в таком положении он
был выше ростом деда Семена, который, помнится, собирался с ним
повоевать. Я примеривался для контрольного в голову, но понял, что
это уже лишнее. Тонко подвывая, Егорка рухнул на землю, будто
срубленный дуб. Есть! Курсант против Квазимодо, победа в первом
раунде.
Наконец, мне удалось откопать в недрах штанов ксиву, я ткнул ее
в рожу поверженного и громко проговорил:
— Милиция, мать твою!
Это подействовало магически. “Голиаф” превратился в смиренного
послушника. Заморгал глазками, запричитал:
— Что же вы, гражданин начальник, сразу не говорите, а по
причинному месту пинаетесь?
— Так ты мне слова сказать не дал. Ты почему с кулаками на людей
кидаешься? За это срок предусмотрен, а за сотрудника милиции – так
вдвойне.
— Печенкой клянусь, гражданин начальник. Не знал, что вы из
органов доблестных. Подумал, что опять местные пришли морду мне
бить.
— И часто тебе местные морду бьют?
— Пока ни разу, но приходили часто… Вы первый, кто мне по
кумполу звезданул взаправду. Вот я и, это, осерчал малость.
— Пойдешь за нападение на сотрудника при исполнении, — я хитро
прищурился и кивнул на Семена, который уже совсем осмелел и
протиснулся в калитку. — Вон, у меня и свидетель имеется.
— Как же! — суетился старик, не переставая кивать. — Все видел,
все скажу, как советскую милицию убивали.
Егорка, наконец, смог сесть. Болючий удар его отпускал.
— Да не хотел я никого убивать , — канючил он, будто нашкодивший
школьник, — Ей-богу не хотел, где же это видано, чтобы мордобойство
с убийством равняли? Я же говорю, не знал…