В фойе жилкомбината проводились выставки искусства. Пару дней
назад произведения рабочего фотографа сменились яркими полотнами
известных кубо-футуристов, и теперь со стен глядели рвущиеся ввысь
аэропланы, полные движения спортсмены с миллионом рук и ног,
летящие, ломающие хрупкий свод небес ракеты, мощные конструкции с
множеством колес, винтов, турбин, и люди, чьи портреты, будто бы
взрываясь, разлетались на цилиндры и кубы.
Еще в фойе имелось множество колонн: прозрачных, круглых,
расширяющихся кверху, словно сталактиты или капли с потолка. Внутри
каждой из них застыла своя композиция: художники соединили в них
кусочки дерева, газеты, шестеренки, бигуди, пружины, лампочки,
чернильницы и множество других вещей – простых, но неожиданных.
Бензине нравилось разглядывать объемные коллажи, у нее даже была
любимая колонна. Перед тем, как разойтись по своим блокам,
влюбленные как всегда обнялись возле нее.
–А может, знаешь, что? – сказал Краслен. – А может, это? Может,
это самое, ага? Зайдешь ко мне? Ребят-то нету.
–Что-то мне не хочется...
–Ломаешься!
–Нет, просто не хочу. Вот, может, завтра...
–Но, Бензина, это же мещанство! Коммунисты – за свободную
любовь! Что за буржазное кокетство!? Что за глупая попытка отрицать
потребность человека в половом…
Бензина перебила:
–Да? А что сказал товарищ Небоскребов на последнем съезде партии
о новом понимании женской свободы? Ну-ка, перескажи!
Тут пришел черед смутиться парню: да, уела так уела!
***
А тридцать шесть лет назад еще мало кто верил в то, что
красностранскому царизму, имевшему тысячелетнюю историю, однажды
придет конец. Коммунистические ячейки были немногочисленны и
беспощадно преследовались. Страной, где читать и писать умел только
каждый десятый, правили помещики, буржуи и попы. Пролетариат и
крестьянство казались им всего лишь послушным стадом, созданным для
удовлетворения их, господских, нужд.
Неизвестно, сколько бы еще продлилось угнетение народа, если б
не международные дела и не феерическая глупость последнего, самого
ничтожного за всю историю Краснострании царя.
Единственным и главным увлечением "государя" была карточная игра
в безик. Целые дни проходили за этим занятием: прерывался царь
разве что для того, чтобы посидеть за столом в компании своей
матери, теток, жены и дочерей, да сделать в дневнике "важную"
запись: "Играл в безик, пил чай, лег во столько-то". Естественно,
при такой насыщенной жизни времени на государственные дела уже не
оставалось, и министры были предоставлены сами себе. Впрочем,
возможно, это было и к лучшему, ведь все, за что ни брался царь,
оканчивалось скверно. Торжественная коронация привела к ужасной
давке, где погибло много людей. Попытки держать речь перед народом,
во время которых "государь" выглядел как плохо подготовившийся
школяр возле доски, раз от раза снижали его популярность. Визит в
сопредельное государство Тэйкоку, где он перепутал местное
святилище с туалетом, закончился хорошей трепкой, которую заезжему
царю устроили местные жители.