И когда я, кажется, ухватил наконец-то этот, говоря современным
языком, вайб, в редакцию ворвался жизнерадостный Эдик. Гораздо
более радостный, чем положено ранним утром после толкучки в
троллейбусе. И вид он имел тоже весьма торжественный. Вместо
всегдашних разноцветных рубашек и жилеток — кофейного цвета костюм
и белая рубашка. И даже галстук. Он остановился у зеркала и достал
из кармана расческу.
— А ты чего такой нарядный? — спросил я, захлопнув подшивку. От
желтоватых страниц во все стороны полетели пылинки.
— Я же вчера говорил! — Эдик скорчил обиженное лицо. — Иду в
ресторан вечером. Буду предложение делать!
А, точно. Был разговор. Он уже два года ухаживает за какой-то
особенной девушкой, и последние пару месяцев все никак не мог
выбрать момент, чтобы предложить ей руку и сердце. Коллеги к этой
романтической истории относятся иронично, потому как Эдичка наш тот
еще ходок. Но он всех все время осаживает, чтобы не смели шутить
шуточки над его настоящей любовью.
— Отличный костюм, — дипломатично сказал я. — В какой ресторан
идете?
— В «Калину красную», на Союза Республик! — он гордо
подбоченился.
— Ого, ничего себе! — присвистнул я. — Как тебе удалось туда
пробиться?
— Связи, друг мой Иван, связи! — многозначительно улыбнулся
Эдик, продолжая любоваться на свое отражение в зеркале.
Дверь снова распахнулась, и в редакцию впорхнула Даша. Тоже явно
в приподнятом настроении. Скинула пальто и тоже направилась к
зеркалу, по-свойски отпихнув от него бедром Эдика. Сняла шапку и
принялась приводить в порядок примявшуюся прическу.
— Ты тоже сегодня в ресторан идешь? — спросил я, хмыкнув. Ее
изящную фигурку обтягивало очередное трикотажное платье, в этот раз
ярко-вишневого цвета.
— Это приглашение? — она кокетливо подмигнула мне в зеркале.
— Увы! — я развел руками. — Это связи Эдички позволяют водить
девушек в «Калину красную»! Я могу только в кулинарию на
пироженки.
«Калина красная» была чуть ли не единственным заведением в
Новокиневске, пережившим без изменений и распад страны, и лихие
девяностые, и все то, что было вслед за ними. Времена менялись, а
ресторан, окруженный уютным сквером, никак не менялся. И даже форма
официантов не изменилась — они как при СССР ходили в красных
ливреях и шапочках, так и дальше остались в них же. По идее, кабак
с таким названием должен был быть очень «шукшинским». В сельском
стиле что-нибудь, с деревянными скамейками и полосатыми ковриками.
Но весь Шукшин на названии заканчивался. Внутри было сплошное
дорого-бохато, хрусталь, позолота и белоснежные скатерти. И за
столами восседают толстые и красивые деятели партии и культуры. И
едят вовсе не котлеты с картошкой, а всякие там фрикасе, бланманже
и прочее дефлопе.