Нежка писала из Ольховника – торгового города у подножья
Малахитовых гор.
«Я устала ждать, пока все изменится. А оно не изменится никогда,
потому что мы для этого ничего не сделали. Пора начать заново. Вы
можете обвинять меня, ваше право, но я хочу жить, хочу счастья. Я
люблю и любима. Родители Тильмара признали наш брак и подтвердили
его по своим обычаям. Приезжайте ко мне. Здесь всем найдется место.
Матушка, ты сможешь заниматься своими снадобьями. Ярише и Рагдаю
нужно учиться. Хватит сидеть в этой проклятой дыре. Приезжайте, я
буду ждать».
Мать запретила даже думать о таком. А Нежка все писала. Редко,
но письма приходили, иногда к ним прилагался кошель. Сама сестра
так и не приехала.
***
Закончив рассказ, Ярина подобрала ноги и уткнулась подбородком в
колени. Почему не выпытала правду у матери? Почему тянула? А теперь
и спросить не у кого.
– Как вернется мой вестник, сразу твоей сестрице пошлем, –
торжественно поклялся домовой, разрывая пелену тягостного молчания.
– Не кручинься.
Это должно было успокоить, но следующей ночью сны вернулись.
Может, от того, что она чувствовала себя виноватой за праздность.
За то, что ей нравится жить в лесу, вместе с домовым. Она подводила
мать бездействием и убедить себя, что ничего в такой ситуации не
поделаешь, не выходило.
На рассвете, когда ночная мгла еще стелилась покрывалом по
низинам, стражи избушки в очередной раз устроили побудку.
Ярина даже подумала, что с удовольствием повесила бы на воротах
табличку: «Злые черепа. Испепеляют без предупреждения».
Останавливало то, что половина селян не умела читать. Нарисовать,
что ли?
Нет, нехорошо так думать.
В жарко натопленной горнице пахло свежим хлебом и мясной
похлебкой, не хотелось выходить в сырое туманное утро. Одевалась
Ярина долго, втайне надеясь, что посетители уйдут.
Напрасно.
Три гостьи, выступившие из тумана, на людей были похожи лишь
издали. Зеленые всклокоченные волосы, непроницаемо-черные глаза,
крючковатые носы, отливающая всеми оттенками болота кожа – жирная,
лоснящаяся. Обычные кикиморы, при виде которых люди хватают детей и
спешат унести ноги.
– Такая молоденькая, – прошептала одна.
Они жались друг к другу и топтались, словно не желая находиться
возле избы.
Ярина уже хотела спросить, что им нужно, как сверток на руках у
одной завозился и огласил окрестности ревом.