Тут Ярине и поплохело.
Кикиморы воруют детей. Если в селища или города им теперь ходу
нет, в каждой избе найдется простенький оберег, то в лес с
младенцами без защиты лучше не соваться. Украдут и поленом
подменят.
Кажется, это был как раз тот случай.
Ярина представила полчище озлобленных селян, берущих лес в
осаду. Пропажу ребенка нельзя не заметить. Они все дотла
выжгут!
Державшая орущего младенца кикимора выступила вперед и со
слезами на глазах протянула Ярине. Ребенок был тяжеленький, с
полгода ему. Щекастое личико покраснело от плача. Стоило качнуть
пару раз, как младенец замолчал, и внимательно уставился на Ярину
серыми глазенками. А кикиморы смотрели на нее так, словно она у них
ребенка силой отобрала.
– Заходите, – обреченно вздохнула Ярина, бережно укачивая
сверток.
Вороны, не шевелясь, внимательно следили за кикиморами, которые
скрылись в доме.
Увидев печальное шествие, домовой едва чугунок не уронил.
– Охохонюшки!
Младенец снова решил напомнить о себе, завозившись в толстом
лоскутном одеяле.
– Батюшки! Дитё! – Торопий всплеснул руками и полез на лавку,
чтобы разглядеть получше. Ребенок хватанул его за бороду,
промахнулся и заревел пуще прежнего. – Эй, кочерёжки,
признавайтесь! Откудова утянули? Дай-ка! – потребовал он. – Он же ж
голодный! Ты, Яринушка, его раскутай, а я посмотрю, где-то у нас
толокно было.
Ребенок на проверку оказался мальчиком. Откормленным, хорошо
одетым, на рубашонке были бережно вышиты обереги: странные
какие-то, с волками. Кулагу [5] он съел за милую душу и принялся
сосредоточенно бренькать погремушкой из птичьих черепов, улыбаясь
во все два недавно прорезавшихся зуба. Любую мать от такой игрушки
удар бы хватил.
Кикиморы скорбно шмыгали длинными носами.
– Откуда ребенок? – хмуро спросила Ярина.
Домовой как раз выдирал из маленького кулачка жутковатый
подарок. Не слушая воплей, вручил найденышу золотое обручье с
янтарем. Черепа тут же оказались забыты. Горницу наполнило
счастливое воркование, а обручье было немедля опробовано на
зуб.
– Нашли, – вздохнула одна из кикимор, с волосами цвета жухлой
травы. По всему, самая старшая. – Поутру вчера, после бури.
– Телега в трясину съехала, лошадь утопла, – зачастила вторая. У
нее был высокий дребезжащий голос, на ребенка она смотрела с
отчаянием. – Женщину поздно было спасать, когда телега
перевернулась, ей хребет переломало, но он живой был. Плакал.