Ярина понимала его беспокойство, но выбора не было. Малышу не
место в лесу, нет ничего хуже участи отчужденца, воспитанного
нечистью. Такого люди будут гнать отовсюду.
Да и отец будет его искать. Что станет с жителями болот, если
Ивар решит, будто они утопили его жену и забрали сына?
– Сама на погибель пойдешь и ребятенка сгубишь. Не пущу. В
погребе запру, будешь шкелету втолковывать, что как лучше
хотела.
– Но дедушка…
Верные слова не находились, обида комом подступала к горлу.
Ярина чуть не плакала. Как объяснить, что опаснее ничего не
делать?
– Семья ведь, – тихо напомнила она, покосившись на младенца. Тот
лежал в плетеной корзинке и размахивал тяжелым обручьем, вырезанным
из цельного куска янтаря. Удивительно спокойный ребенок. От Рагдая
в этом возрасте спасу не было.
– Ты его отца хоть раз видела? Нет. Вот то-то. Эти глупости
брось. Прежде чем к людям соваться, обмозговать надо.
Обмозговывал он до вечера, Ярина извелась вся, но стояла на
своем: надо идти. Она вновь надела ожерелье и принялась кружить
возле опушки. Никого с вилами и факелами поблизости не
обнаружилось, но это пока.
– Ты как хошь, Яринушка, а я тебя одну не пущу, – заявил Торопий
наконец, когда ребенок заснул. – Где это видано, чтобы девка с
дитем одна на смерть шла.
Больше ее робкие протесты он не слушал, начав собираться как на
войну.
– Ты вот что. Волков созови. Все пойдем. Пропадать – так с
песней. Авось, селяне струхнут, – приговаривал он, мечась по
горнице.
Стоило представить эту кавалькаду, чтобы содрогнуться. Не
знаешь, что хуже: селяне напуганные или озлобленные. Итог все равно
может быть один – люди со страху чего только не творят. Но волков
Ярина все же вызвала, велев дожидаться у ворот на заре. Те
откликнулись, но явно нехотя. Понятно, кому захочется выходить к
людям. У тех вил и факелов всегда в достатке.
Спала Ярина отвратно, грезились ей высокие шпили неведомого
замка. Они вспыхивали яркими тревожными всполохами, и клубящаяся
вокруг мгла отступала, обнажая голую равнину, заваленную
изломанными телами. Замок сиял все ярче, следом разгоралась белым
огнем земля. А над ней вновь слышался тоскливый безысходный
плач.
Ярина просыпалась, почти ожидая услышать плач наяву, но в избе
стояла тишина. Однако стоило закрыть глаза, сон повторялся. Ничего
удивительного, что утро застало Ярину за безнадежными попытками
сосредоточиться.