Она думала, Ивар примет это как должное, но он неожиданно
кивнул:
– Хорошо. Если укажешь на них, я поблагодарю.
Ярине еще не встречались люди, желающие по доброй воле сказать
спасибо нечисти, потому она сперва растерялась. Но, оглянувшись на
колдуна, который уже сравнялся цветом лица с березовым стволом,
однако упрямо оставался на месте, поманила купца в лес. Он пошел за
ней без сомнений.
– Человек. – Бункушник выступил из-за деревьев неслышно,
кикиморы выбрались следом. – Глупый. Зачем пришел?
– Поблагодарить, – ответил Ивар спокойно. На болотную нечисть он
глядел без страха и отвращения, с любопытством. – Может, я чем
помочь смогу.
Нечисть промолчал, только улыбнулся, обнажая острые зубы.
– Увези ребенка, – тихо проскрипела одна из кикимор,
крючковатыми руками поправляя одеяльце. – Позаботься о нем.
– Спасибо. Мой род в долгу перед вами, – купец с почтением
поклонился.
– Нам не нужно благодарностей, – прошелестели кикиморы. – Пусть
дитя будет счастливо.
– И забери тело жены. В топях ей не место. Упокой по обычаю.
Ивар оглянулся на Ярину, она кивнула.
– Я провожу завтра утром. Иначе мы не успеем вернуться до
темноты. Приходи к избушке на рассвете, я прикажу волкам, чтобы
проводили.
– Не нужно, – холодно отмахнулся он. – Дорогу я найти сумею.
Возьми Орма.
Он протянул спящего сына, Ярина приняла ребенка с удивлением,
осторожно баюкая.
– С тобой в лесу он будет в безопасности. До завтра.
Бункушник поглядел ему вслед, а когда Ивар скрылся за деревьями,
задумчиво прохрипел:
– Вкусно пахнет. Столько крови, ярости, звериной силы. Хороший
запах. Жаль, что зверь его скован.
Зверь? Какой еще зверь? Но сорвался с губ совсем другой
вопрос.
– А чем пахну я?
Под пронизывающим взглядом нечисти Ярина потупилась, понимая,
что зря спросила, но сказанного не воротишь.
– Я не могу разобрать, чем пахнет ворожейка, – ответил
бункушник, как ей показалось, с сожалением, – петля на шее забивает
запах. Смердит болью и смертью. Плохая смерть. Нет покоя. Душно.
Даже смотреть больно.
Больше он ничего не сказал, резко развернулся и исчез в чаще.
Кикиморы тоже попятились, непрерывно кланяясь, и вскоре Ярина
осталась в березняке одна.
Вернулась на поляну и передала похныкивающего ребенка
домовому.
– Его кормить пора, дедушка.
– Я уж вижу, – Торопий перехватил драгоценную ношу поудобнее,
пихая пятками волка, чтобы тот развернулся. – Поеду я, иначе
расплачется. Сама-то сдюжишь?