Хотя пока что никаких изменений не произошло. Предполагалось, что мы все бросимся на кладбище, чтобы изображать траурную скорбь, хотя там не похоронен ни один из членов королевской семьи и ту же королеву похоронят не там. Просто кладбище – это смерть, и в этом, наверно, все дело.
Треклятое кладбище. Всегда его ненавидела.
Ну, если уж быть справедливой, то само по себе это место ни в чем не повинно, напротив, оно обладает каким-то скорбным очарованием – ряды могил, притиснутых одна к другой, гранитные надгробия, египетские обелиски, готические шпили, цоколи с колоннами, плачущие дамы, ангелы и, конечно, урны, устремляющиеся по склону холма к величественному ливанскому кедру наверху. Я даже готова закрыть глаза на некоторые наиболее нелепые монументы – показные сооружения, призванные подтвердить семейный статус. Но чувства, которые это место будит в скорбящих, на мой вкус, уж слишком раздуты. Ну и потом, это кладбище Коулманов, а не моей семьи. Я тоскую по маленькому кладбищу в Линкольншире, где похоронены мамочка и папочка и где теперь появилось еще одно надгробие – на могиле Гарри, хотя его тело и лежит где-то в Южной Африке.
Все эти излишества – частью которых стала и наша нелепая урна – действуют мне на нервы. Насколько эта урна выбивается из всего окружающего! Если бы только Ричард сначала посоветовался со мной! Это было на него не похоже – несмотря на все недостатки, он все же человек благоразумный и должен был бы увидеть, что урна уж слишком велика. В этом выборе я вижу руку его матери. У нее вкус всегда был отвратительный.
Забавно было наблюдать сегодня, как он расшумелся из-за этого ангела, возведенного на могиле близ урны (я бы даже сказала, слишком близко – ощущение такое, что они в любой момент могут наброситься друг на друга). А я только изо всех сил старалась не рассмеяться.
– Какое они имеют право навязывать нам свои вкусы? – сказал он, – Мы, что, теперь должны каждый раз, приходя сюда, видеть это сентиментальное идиотство? Меня от этого просто наизнанку выворачивает.
– Он сентиментальный, но безобидный, – отвечала я, – По крайней мере, он из итальянского мрамора.
– Плевать мне на мрамор! Я не хочу, чтобы этот ангел торчал рядом с нашей могилой.
– А ты не думал, что они, может быть, то же самое говорят о нашей урне?