Мысли переметнулись к общежитию, куда
меня везут, и на душе заскребли кошки. Вспомнилась студенческая
общага, где я лазил в окно к друзьям: вокруг окурки и битое стекло,
штукатурка осыпается, трубы текут, плесень на стенах. Да и обычные
были не лучше, особенно ужасны места общего пользования типа сизой
заплесневелой кухни с отваливающейся от стен плиткой и душевой или
туалета, куда заходить страшно.
В Союзе с жильем было плохо, мама
жаловалась, что ютилась в общаге почти семь лет, а потом, когда мне
исполнилось два года, получила малосемейку. Здесь, может, и
получше, но год-другой придется помучиться. Если, конечно, в армию
не загребут.
— Еще раз спасибо, что спас меня, —
нарушила молчание Ирина Тимуровна. — Если что понадобится или какие
проблемы возникнут — обращайся.
— Спасибо, Ирина Тимуровна!
Я действительно был ей очень
признателен и благодарил искренне, уверенный, что она человек
идейный, ратующий за благополучие Родины, и ее обещания не пустой
звук. Вот только не хотелось от женщины зависеть, эксплуатировать
ее материнский инстинкт.
А что сегодня в ней взыграл именно
он, я отчетливо чувствовал «Эмпатией» — никаких домогательств и
томных взглядов. Поняла, что ничего не выгорит, и оставила
попытки.
Я провожал взглядом дома,
проплывающие за окном автомобиля. Вроде и знакомый мир, но что-то в
нем есть фантасмагорическое. Например, эти продвинутые
голографические билборды, славящие героев труда — мужчин и женщин,
молодых и не очень. Облаченные в униформу, они приветственно махали
руками, а улыбки у них были наивными, как на советских плакатах. И
все это на фоне современных домов и машин.
Вот акушерка. Вот летчик-испытатель.
Вот милиционер. Вот девятиклассница-победительница всесоюзной
олимпиады по физике. А между социальными билбордами реклама
производства: завод «Красный октябрь», завод имени Дегтярева,
электромеханический завод имени Лилова. И лишь изредка реклама
пекарни «Улыбка»: торты, пирожные, конфеты на фоне сыплющихся
конфетти.
На одном из билбордов я представил
себя с мячом в руках. Как там в фильме говорилось? «Тщеславие — мой
самый любимый грех».
Город дышал праздником. Витрины
магазинов и частных лавочек были украшены мишурой, Дедами Морозами,
Снегурочками, оленями, снеговиками, снежинками. Дети увивали себя
дождиком, украшали новогодними шапочками.