Нерушимый - страница 92

Шрифт
Интервал


Я оказался в кабинете с огромным деревянным столом в стиле ретро, такими же шкафами. На стуле-троне восседал он, смотрящий рынка: средних лет мужчина, выбрит до синевы, на подбородке ямка, кустистые брови пострижены, ногти наманикюрены, к манжетам белоснежной рубашки крепятся запонки.



Если надеть ему шляпу да сунуть в зубы сигару, получится мафиозный босс классический. Но куревом не пахло. Кабинет полнился ароматом дорогого парфюма.

— Ну, рассказывай, — проговорил он с легким кавказским акцентом, кивнул на стул и прищурился: — Где-то я тебя уже видел.

Я не стал говорить, что, возможно, в телеке, устроился напротив хозяина кабинета. На стене над его головой в том самом месте, где обычно вешали портрет генсека, красовался… Федор Михайлович. Губы сами начали растягиваться в улыбке. Достоевский проследил направление моего взгляда и тоже разулыбался:

— Думаешь, я не знаю, как меня все называют? — Он кивнул на портрет. — Вот. Писатель, уважаемый человек, не какой-то там животный.

— Остроумно, — оценил я.

В дверь затарабанили. Не дожидаясь разрешения, вломился лесовичок, пылающий гневом праведным. Шагнул к столу и сжал кулак:

— Он не виноват! Они напали, он…

— Присядьте. — Достоевский кивнул на диван.

Он сказал это, будто тигр рыкнул, — лесовичок метнулся туда и оцепенел.

— Рассказывай, что случилось, — обратился ко мне хозяин кабинета.

— Товарищ… Николай продает елки от лесхоза. К нему подошли двое и попросили увеличить цену втрое. Он не согласился. Мы немного повздорили.

Достоевский ухмыльнулся уголком рта.

— Немного… Охотно верю. — Он сцепил пальцы, украшенные крупными перстнями.

— Отпустите их, я не имею к ним претензий.

Чего он хочет? «Эмпатия» подсказала, что первое его желание — поесть, второе — отправиться наконец домой, его все задолбали.

— А в следующий раз на твоем месте окажется кто-то послабее. Нет уж. Я за это место отвечаю и не потерплю на своей территории беспредела.

Он прав. Но и мужиков, доведенных до отчаяния, можно понять. Вспомнилось ощущение беспомощности, когда ты вдруг оказываешься на пути катка системы.

Набравшись дерзости, я сказал:

— Товарищ Халилов. Как советский человек советского человека прошу дать тем товарищам второй шанс…

Он поджал губы и отмахнулся:

— Отработают до Нового года грузчиками по очереди — и свободны. Грузчики народ лихой. — Он смерил меня оценивающим взглядом, зыркнул на лесовичка. — Можете быть свободны.