Скоро уж около покоев ее переминался. Входил едва ль
не со страхом — слез не любил. Но страх оказался лишним — невеста
хозяина стояла у окна, и по прямой спине ее и расправленным плечам
смекнул Огневик, что слезы лить не собирается. Гневается скорее. Ну
да гнев его не пугал. Недаром столько веков около хозяина вулкана
провел.
— Поесть вот принес тебе, девица. — Дух, поднявшись
на цыпочки, поставил поднос на столик у окна. Думал, откажется, но
опять удивила — обернулась, кивнула, поблагодарила и села за
стол.
Подняла на него прозрачные голубые глаза, под
которыми темнота залегла, и спросила:
— А ты со мной пищу не разделишь разве? Тут ведь на
двоих хватит.
Дух от неожиданности рассыпал горсть искр на
узорчатый ковер. Обычно-то невесты хозяина едва Огневика замечать
старались, все больше, конечно, и вовсе от него шарахались и втихую
охранительные знаки из пальцев делали, а уж чтоб пищу разделить
приглашали… Такое на памяти Огневика лишь единожды случалось. А
теперь, выходит, дважды.
— А мне ж… это… того-самого… еда-то ни к чему,
девица, — ответил, застенчиво ковырнув ногой ковер.
— Совсем не ешь? — протянула удивленно.
— Совсем.
— Грустно это, — задумчиво вздохнула.
— Отчего ж?
— А вот так поешь хлеба мягкого, запьешь молоком
горячим, уже и жить веселей.
Огневик плечами пожал.
— Огонь — моя пища. Большего и не надо.
Хмыкнула только и за еду принялась. Кашу умяла в один
миг, ломоть хлеба с маслом съела и даже пальцы облизала.
— На кленовых листьях определенно лучше бы вышло, —
пробормотала, а потом и молоко выпила. Губы салфеткой льняной
промокнула и только после того снова на Огневика глянула. —
Благодарю тебя. Каши такой вкусной никогда не ела.
— Чего уж там, — буркнул Огневик, втайне
довольный.
— Жених-то хлеб мой, наверное, и не попробовал даже?
— Огневик протрещал что-то неопределенное. — А ему бы полезно было.
Мягкий хлеб, говорят, и нрав крутой смягчает.
— А ты, девица, никак, хлеб пекла, до того, как сюда
попасть? — И хоть слышал Огневик разговор ее с хозяином вулкана,
решил больше узнать. Да и хозяина обсуждать боязно. Огневик помнил
— тому всегда все ведомо.
— Булочную держала, — протянула девица невесело. —
Каждый день до света вставала, пекла, а потом ко мне люд шел. Кто
за хлебом, кто за сдобой, кто за сластями, а кто и за караваем
свадебным. Бывало, и из дальних селений приезжали.