— Так и есть. — Смотрела на него хоть и со страхом,
дрожа, но глаз не отводила. — А благодарю за то, что селению ничего
не угрожает. Не придется какой-то матери по своей дочке слезы лить,
к тебе ее провожая.
— Глупая, — бросил, покачав головой.
— Что же я, по-твоему, глупого сказала или
сделала?
— Думаешь, есть им до тебя какое дело? Думаешь,
запомнят твое деяние? Думаешь, благодарить будут за жертву твою
бескорыстную? — С каждым словом все сильнее сжимал обжигающие
пальцы, а голосом так и насмехался, будто я и впрямь глупость
совершила.
Положила руку на его запястье, стиснула. И хоть в
пальцах после приступа сил почти не осталось, хозяин вулкана хватку
чуть ослабил.
— И не надо, чтоб запоминали. Я о том никого не
просила. И не для того сюда шла, чтоб обо мне песни слагали, а чтоб
дорогих сердцу людей спасти.
Отпустил подбородок и смотрел едва ль не с
состраданием.
— Память людская коротка, а натура двулична. А кто о
том не знает, того только пожалеть и можно, — говорил раздельно,
как дитю малому объясняя.
Почувствовала, как щеки жар заливает.
— Не меня жалей, а себя! Тебя, видать, не любил
никто, раз такое говоришь!
— А тебя, выходит, от большой любви ко мне отправили?
— усмехнулся.
— Я сама пришла!
— Помню-помню… Подруги место заняла. Но вот она-то за
тебя не торопилась идти.
— Да ведь это другое совсем и…
— Когда любишь — ни за что не отпустишь. Ни через
год, ни через пять лет, ни через десяток. Цепями прикуешь, ежели
дорог тебе кто. А твоя подруга любимая даже проститься не пришла.
Видел я, как ты глазами в толпе кого-то выискивала, пока жрец у
жертвенного костра завывал. Или ошибаюсь?
Молчала, злясь, что не могу сказать
обратное.
— Тебе-то почем о любви знать? — только и смогла
произнести с досадой.
Невеселая улыбка изогнула губы хозяина вулкана.
Покачал головой и вышел из покоев, а я только и могла, что
бессильно кулак на перину опустить.
***
Хмуро глядел на пляшущий в камине огонь. И зачем с
девицей спорить начал, будто юнец неразумный? Да что он ее убедить
пытается, словно ему дело есть до того, как она о людях из селения
думать станет!
Вспомнил другую, ту, мысли о которой день и ночь
покоя не давали, сердце терзали. Весту ведь точно так же — обманом
— хозяину вулкана отправили.
В огненных сполохах явилось лицо судьи из селения
Вильзмир. Клялся стервец, что не подделывал исход жребия. Клялся до
тех пор, пока Редрик его над чаном с кипящей смолой не подвесил.
Вот тогда и сказал правду. Да только поздно было.