Не прошло и получаса, как он на свободе, а уже нарвался на
неприятности. Бежать из ненавистных стен Интерната было глупой
затеей, а бежать ночью — вдвойне. Не всякий отважится покинуть
жилище с наступлением тёмного времени суток.
Страх, отчаяние и боль… Он почувствовал их, только вот
принадлежали они другому человеку. И этот кто-то был теперь совсем
рядом. Чуть позже добавились похоть, азарт, жестокость. Этого
оказалось слишком много, его едва не захлестнуло потоком чужих
эмоций. Голова загудела, руки затряслись. А потом он услышал
приглушенные голоса.
— Заткнись, сучка, и делай, что тебе говорят! — зло орали за
углом. — Недотрогу она вздумала строить!
Несколько хлёстких ударов-пощёчин и женский плач. Первая мысль —
заткни уши и уходи, это не твои проблемы! Да, слух можно обмануть,
совесть — нет. К тому же эти чужие эмоции… От них никуда не деться,
они настолько сильны, что ещё не скоро отпустят его.
Илья плотнее сжал рукоятку ножа. Сделал шаг, другой в
направлении звучащих голосов. Передвигаться тихо парень умел, и это
тоже одна из интернатовских привычек, благодаря которой он ещё не
умер от голода.
Воровать еду воспитателей, в частности, жирухи Сабины, он начал
год назад. В то, что в их пищу не добавляют ничего лишнего, он
узнал тогда же. Интернат насчитывал более тысячи обитателей, по
сути, являющихся рабами. Следить за тем, кто и как в столовой ест,
просто не было времени и смысла. Девчонки и мальчишки, батрачащие
по шестнадцать часов, сами набрасывались на столовскую еду, не
оставляя ни крошки.
— Жри, белая жопа! — Сабина швырнула ему миску с непонятного
вида содержимым.
Как ещё язык поваров поворачивался назвать это кашей?
Он сидел в карцере. Клетка из толстых железных прутьев, полтора
метра в ширину, чуть больше — в высоту. Она стояла посреди «Двора
Позора и Наказания», под палящим летним солнцем. Зачинщик драки —
таков приговор. Сломанный нос, левый глаз заплыл багровой
гематомой, губы разбиты. И это он зачинщик? А как же иначе! Он же
белый, альбинос, беляк. Урод, одним словом. Единственный в своём
роде в этом убогом месте. Избивший его Фарит прекрасно знал об
этом.
— Жри, жри, а то загнешься ненароком. А у меня на тебя такие
планы, — необъятных размеров воспитательница томно вздохнула,
слизывая с верхней, покрытой тёмным пушком губы капельки пота.