Однако, из архивов доминиканского ордена известно, что первые
очки со стеклом для дальнозорких в Европе были изготовлены примерно
в 1286—1287 годах неизвестным мастером в г. Пизе. Первые пару веков
их использовали, в основном, для чтения и письма. Потом стали
изготовлять и очки для близоруких.
Утром, проснувшись довольно рано, Анна размышляла обо всем, что
произошло вчера. Разумеется, что такое «злой и добрый полицейский»
она прекрасно знала. Более того, понимала, что без разрешения
матери аббатисы сестра Аресина не посмела бы вести себя с маркизой
столь непочтительно.
Аресина показала, что жизнь в монастыре вполне возможно
превратить в ад. Значит, сегодня настоятельница в красках распишет
ей местный рай. И обозначит цену. Судя по всему, цена будет велика,
иначе аббатиса не устроила бы это показательное выступление. Анна
была уверена, что без разрешения этой старухи в монастыре даже муха
не пролетит. Оставалось только ждать приглашения.
Прибежала запыхавшаяся Бертина, принесла теплую воду, проводила
до туалета, отвела в трапезную. Там, чуть помявшись, спросила:
-- Госпожа маркиза, а дозвольте, пойду я уже работать?
-- Тебя же отпустили помочь мне?
-- Да вроде бы как и отпустили. Только работы на день выложили
гору целую. А сестра старшая сказала, что кто до вечернего звона не
поспеет, тот без ужина останется.
-- Понятно. Ступай, Бертина.
-- Ой, дай вам бог здоровья и счастья, госпожа!
Горничная торопливо ушла, а Анна осталась лениво ковырять вязкую
холодную кашу в трапезной. Низкий сводчатый потолок, отсутствие
окон, у окна раздачи стопки чистых глиняных мисок и деревянные
ложки торчат из горшка со сколом. Длинные столы совсем не казались
чистыми. Чем-то напоминало старую школьную столовую из ее
детства.
С десяток молчаливых женщин, каждая из которых молча смотрела в
тарелку, шустро работали ложками. Овсяная каша и простая вода в
грубой кружке.
Анна усмехнулась: видать, очень мать настоятельница
заинтересована в том, чтобы согнуть маркизу. После завтрака
вернулась в свою келью и еще подремала. Проснулась от густого
медного звона, ворвавшегося в каждый уголок монастыря.
«Наверное, зовут на молитву, – Сообразила она. – Как там
говорила Аресина: «До полудня придет отец Амбросио и проведет
службу.» Пожалуй, стоит сходить.»
Белый плат она аккуратно надела, плотно пристегнув края
булавкой, а вуаль, чуть подержав в руках, бросила на стол. Ткань
как наждачка. Носить такое – сама себя изуродуешь.