Янис-Эль, подойдя к портрету, осторожно коснулась лица нарисованной на нем
девочки.
— Вы мне не поверите, и я вас пойму, мастер Ноймайер, но вот эта малышка
жива.
Старик шарахнулся, прикрывая лицо рукой. Когда он заговорил, голос его был
глух.
— Ты играешь в игры, эльфа, и не понимаешь того, что творишь…
Янис-Эль подбежала к оружейнику и, повинуясь порыву, крепко сжала его
морщинистую ладонь.
— Она в этом городе. И я провожу вас к ней. Прямо сейчас. Запирайте лавку.
Ну же!
Старик, захваченный врасплох энергией Янис-Эль и все еще пребывающий под
воздействием шока от услышанного, собрался, и вскоре уже оба — и Янис-Эль,
и он сам — тряслись по неровной мостовой, сидя в небольшом и очень
неудобном возке, который Ноймайер обычно использовал для доставки товаров в
лавку. Внутренний радар в очередной раз доказал свою эффективность, и вскоре
старик придержал своего сарима у той самой двери, которую так отчетливо увидела
эльфийка час назад.
— Если ты мне солгала, паразитка, — мертвым голосом сказал
оружейник, — меч я тебе ни за что не продам. Ни за какие деньги. Лучше
переплавлю его или в море кину, но не продам.
— Я не солгала, мастер, — Янис-Эль кивнула, проглотив и тут каким-то
неприятным чудом выплывшее определение.
На душе было неспокойно. Все-таки странный дар, доставшийся ей в качестве
бонуса и «по акции», был все еще чем-то настолько фантастичным, что полной
уверенности в его безотказности у Янис-Эль возникнуть пока что просто не могло.
Спрыгнув с повозки, она привязала сарима, который тут же попытался ее укусить,
помогла старику спуститься на тротуар, а после поднялась на пару ступеней к
двери и взялась за волчью морду дверного молотка. Открыли ей не сразу. А когда
дверь все-таки распахнулась, на пороге возник здоровенный детина ростом под два
метра. Янис-Эль едва доставала ему до подмышки.
— Госпожа Марика сегодня не принимает — прогудел детина.
— Приходите завтра.
— А она кто — эта госпожа Марика? — спросила Янис-Эль и
удостоилась взгляда полного изумления, которое было густо замешано на
презрении.
Верзила уже разинул рот, чтобы высказаться по поводу некоторых ушастых,
которые… Но тут его нетерпеливо отодвинули в сторону, и в дверях появилась
женщина лет двадцати пяти — рыжая и решительная. Глаза ее — настолько
бледно-голубые, что казались прозрачными и почти бесцветными — обежали
Янис-Эль, а после перекинулись на мастера Ноймайера, который смотрел на нее с
тротуара перед домом снизу вверх, закинув седую голову и раскрыв такие же
совершенно голубые, несмотря на глубокую старость, глаза…