Оказывается, услышать, что у твоего мужчины,
пусть и бывшего, есть любовницы — сомнительное удовольствие, которое легко
роняет настроение до отметки – паршивое. Ещё что-то спрашивать у Громова резко
перехотелось, вдруг опять неприятное скажет. И чем мне тишина не понравилась,
нормально же ужинали?
— Как ты, наверное, уже знаешь, у меня достаточно
крупный бизнес, — где-то через минут десять, Громов вновь подал голос, причём
из нас двоих, закончил ужинать только он. Так понимаю, его
заботит исключительно собственное пищеварение и аппетит, а на меня
ему плевать с высокой-высокой башни. — Судимость, особенно в последнее время,
начала становиться настоящей проблемой. Не все, конечно, но некоторые двери мне
закрыты. Хочу это изменить. Я уже добился пересмотра дела, следующим шагом
станет полное моё оправдание и снятие судимости.
— Ну что ж, дело нужное, удачи тебе, — перед тем,
как допить оставшееся на донышке вино, пожелала я и даже приподняла бокал.
— Всё не так просто. Преступление было, этот факт
не оспорить. Значит, чтобы отмыться и не только на бумаге, но и перед глазами
общественности, мне нужен тот, кто это преступление совершил, ему должны
выдвинуть обвинения, а суд осудить.
Напряглась. Громову нужен козёл отпущения, и в
каком доме он будет его искать, догадаться несложно. Физически ощутила, как над
моей семьёй нависла угроза и гораздо страшней, чем банкротство.
— И что, у тебя уже есть кандидат на роль
преступника?
— Да. Только не кандидат, а кандидаты. Поверь, я
не стремился, чтобы этих людей было двое, но, изучив документы, именно так и
получается.
— И кто?
— Твой отец и ты.
Изо рта сам по себе вырвался нервный смешок.
— Почему в список попал отец, мне, более-менее,
понятно, но я тут при чём? В то время я училась на втором курсе университета и
к делам фирмы никакого отношения…
— Имела, — перебил Глеб. — Если забыла, напомню,
Андрей Романович был генеральным директором своей основной компании, а ты
числилась таким же директором в его трёх дочерних фирмах, через которые
собственно деньги и утекли в неизвестном направлении.
— Вот именно числилась. Только на документах! —
отчаянно запротестовала. — Да я даже ничего своей рукой не подписывала. Папа
сам подмахивал, если требовалось. Глеб, зачем я тебе всё это объясняю, ты же
лучше других знаешь, как было дело.