- Что?
- Деды разрешили духам темную ему устроить. И после отбоя ему
накинули одеяло на голову и как следует отпинали. Он потом зубы
свои по всей казарме собирал. И не посмотрели, что сержант и все
могли под трибунал пойти, до того он всем надоел. И после этого он
присмирел, а капитан, как узнал, сам ему врезал по морде. Потом
звания лишил. Деды над ним потом весь остаток службы ржали, тот так
и ходил один, никто с ним не общался.
Мой треп слушали все собравшиеся за столом. Я, пьяный, решил
дать себе вольность и слегка вбросить собственную историю.
Расслабился, так сказать. Конечно же, я совершенно отдавал себе
отчет, что мой рассказ никак не вязался с нынешней
действительностью, но мне захотелось так пошутить. История
правдивая, единственное, что я изменил, так это национальность
сержанта. В моем прошлом это был бурят. Здоровый, широкомордый, с
кулаками-гирями и лошадиными зубами. С внутренней улыбкой я
наблюдал за подпоручиками, как те морщат лоб. Кузнецов потом,
придвинувшись вплотную, спросил:
- Я извиняюсь, Василий Иванович, а вы в какой армии служили? Во
французской? Тогда может мы с вами парле франсе?
Я со смешком поднял руки:
- Нет уж, увольте. На дух не переношу их корявый язык.
- Тогда где же? – не унимался уже хорошо поддатый
подпоручик.
- Хорошо, если вас это успокоит…. Французский иностранный
легион, - без заминки соврал я. И, не давая подпоручику опомнится,
стремительно перевел тему. – Мерзкая служба, мерзкий устав и не
самые приятные воспоминания…. И, господа, я не желаю говорить об
этой службе, надеюсь, вы меня понимаете? Очень хорошо. Тогда не
покуролесить ли нам, не покатиться ли на моем мотоцикле?
Предложение было встречено громогласными возгласами. Офицеры
повскакивали с мест, куртизанки с оханьем свалились с колен на
пол.
- Да, господа, поехали кататься!
И мы дружно вывалили на улицу. Офицеры не забыли прихватить с
собой всю выпивку, и пока мы добирались до моего дома, дружно
прикладывались прямо к горлу. Да и я, чего уж греха таить, тоже
по-пролетарски, ни на кого не оглядываясь. Приличия были забыты, на
улице уже темень и тишина, нарушаемая лишь нашими криками и
восторженными повизгивания куртизанок от щипков офицеров.
Извозчики, предлагавшие свои услуги, были посланные куда
подальше.
Наша пьяная компания ворвалась во двор моего дома. Мотоцикл с
коляской стоял, накрытый парусиной. Юн испугалась нас и из дома
выходить отказалась. Мои архары, вывалились наружу с интересом, но
узрев «мамлеев», не стали подходить, а так и остались стоять на
веранде, наблюдая за нарастающей вакханалией. А я, уже хорошо
поддатый, выкатил мотоцикл за ворота и ударил ко кикстартеру.
«Руслан» взревел как застоялый жеребец и задрожал всем телом,
требуя немедленной поездки.