Быстро собрав в мешок продукты и бросив туда же
пару первых попавшихся артефактов, он замер у дверей,
глядя на Штыка пронзительным взглядом.
— Последний вопрос, — сказал вдруг Штык.
— А с чего это твой злой дух так заботится обо
мне?
— Все просто, — сказал Феникс. — Он питает
к тебе нежные чувства. Говорит, что это ты его
разбудил.
И, хлопнув напоследок дверью, канул в ночную мглу.
С трудом поборов тошноту, Штык кое-как дополз до входа
в хранилище и заглянул вниз. Крот, не обращая
внимания на кровь, сочащуюся из разбитой головы, помогал
подняться Булю с пола.
В ушах нарастал низкий вибрирующий гул. Штык старался не
обращать на него внимания, но гул становился все сильнее и
назойливей, перед глазами закружили черные точки и от этого
хоровода, Штыка снова стошнило всухую — желудок давно опустел.
Измученный, Штык стоял на четвереньках возле лаза в хранилище, и
ничего не чувствуя, лишь глазами фиксировал, как поплыли мимо
стены, как вздрогнуло все вокруг, как видимое пространство
заполнили темные доски пола, а потом навалилась тьма.
Эту тварь я, конечно, с удовольствием придушил бы
собственными руками, но мои возможности Феникс преувеличивает. Я не
могу влиять на мутантов Зоны, да и нет во мне столько ненависти,
чтобы только этим заниматься круглые сутки напролет. Обидно,
конечно, что я болтаюсь неприкаянным сгустком сознания, а он гуляет
как ни в чем ни бывало в своем собственном теле. Но такова, видимо,
судьба каждого из нас.
С того момента, когда среди развалин в куче мусора,
затянутого сплошь «паучьим пухом», наметилось движение, а потом
из-под груды мусора принялся вылезать тот, кого давно должны были
сожрать черви, я долго не мог успокоиться. Вместо того, чтобы
сдохнуть, как ему полагалось, этот негодяй пролежал невесть сколько
в летаргическом сне, защищаемый, паразитирующим на нем,
грибком-мутантом. При этом, оказалось, что тот, кто называет себя
Фениксом, чувствителен к моему вниманию, когда спит. Разумеется, я
с ним не разговаривал — это слишком сложно и для него, и для меня.
Но узнать меня, он узнал. А потом сам себе придумал мою
испепеляющую ненависть. Ведь по его мнению, ни о чем другом я
теперь и думать не могу.
Но это лишь означает, что заживив его раны, дав ему
потрясающую силу и нечеловеческую выносливость, обеспечив серьезной
системой регенерации тканей и подарив мощнейшую защиту от радиации,
«паучий пух» ни на йоту не изменил его самого. Как и прежде, Феникс
продолжает мерить всех вокруг по самой убогой мерке, что только
можно сыскать — по себе. Что касается преследования
мутантами...