- Не знаю. Он себя считает сиротой, а
я при отце и матери. Злится. Только у нас дома отец никого не
выделяет. С Олькой нам покупают все поровну, ей даже больше, чтобы
разговоров не было. А Леха сам себя в несчастные записал. Ему
неловко вроде сидеть на отцовой шее, а сам получает мало. И злится.
Со шпаной связался.
- А зачем ему получать много? Он на
кондитерской фабрике работает. Конфеты, пряники. Ешь, не хочу! -
Изя мечтательно завел глаза.
- Нас бы туда! - согласился Вовка
Мотя. Все засмеялись.
- От Лехи всегда кондитерской
фабрикой пахнет, - сказал Григорян.
- Эссенцией от него всегда пахнет, -
усмехнулся я. - Фруктовая эссенция, которую добавляют в конфеты, на
спирту. Мужики там ее пьют вместо водки.
- То-то Лёха все время пьяный ходит,
- сообразил Витька Мотя.
- Так за что его забрали в милицию? -
спросил Самуил.
- Не знаю. Бабушка не говорит, а мать
сказала, что это не моего ума дело.
- Не знаю, не знаю! – передразнил
Пахом. – Что ты вообще знаешь? Мать говорит, что они ограбили
квартиру.
- Не квартиру, а магазин, - поправил
Ванька Коза. – А Леха на шухере стоял.
Витька Мотя присвистнул. Мы
выжидательно смотрели на Ваньку. Ванька было замолчал, чуть
поколебался и выложил все, что знал:
- Магазин брали монастырские, с
которыми водится Леха. Леху поставили на шухер. Только какой Леха
вор? Обыкновенный приблатненный. Стоял, а коленки, видно, тряслись.
Увидел лягавого – в штаны наложил и драпанул с перепугу. Тот его и
сцапал. Конечно, подняли тревогу. Всех и взяли. Китаец ушел вроде,
но через день его тоже взяли на малине.
- Не драпани Леха, лягаш прошел бы
мимо - и магазину хана, - заключил Иван.
Пока мы молча переваривали Ванькин
рассказ, Алексеев успел снова метнуть свой молот и ощупывал воронку
на другом конце. Монгол вынул изо рта сухую былинку, которую лениво
перетирал зубами, и вдруг спросил:
- Коза, а откуда тебе все это
известно?
Иван приподнялся на локтях,
внимательно посмотрел на Монгола и с усмешкой ответил:
- Сорока на хвосте принесла.
- Смотри, Коза, доиграешься. Забуришь
как Леха. Курские-то почище монастырских будут.
Ванька презрительно циркнул слюной
через зубы и ничего не ответил.
Ванька последнее время водился с нами
редко, все больше бегал на Курскую, где жила отъявленная шпана. Не
раз он приносил домой ворованные тряпки, а мать молча прятала,
невольно поощряя его. Старшая сестра, Нинка, девка красивая и
развязная, когда Ванька показал ей маленькие золотые сережки,
спросила: