— Ну, ты не переживай главное, — добродушно сказала ей Менека. —
Какие твои годы!..
Ей легко говорить: Менеке — сорок три, она старшая из всех, кто
ездит на встречи в Старый Биц, и давно привыкла к разочарованиям,
но всё равно каждый раз надирается так, что путается в словах.
— А бывает, — девушка некрасиво утирала лицо рукавом, — чтобы
совсем и никогда?..
Менека присвистнула и подмигнула:
— Бывает, что помираешь раньше!
От этого моя соседка снова расплакалась, а я замоталась в шаль и
зашагала к выходу.
Может быть, в том и дело. Может быть, мой мужчина, моя пара, моя
вторая половина, потерянная на просторах Леса, просто уже… умер.
Может быть, погиб в том же взрыве на перевале, когда я ещё не знала
даже, что за зверя поймаю. Или состарился раньше, чем я успела хоть
что-то понять.
И я не ушла вслед за ним, потому что не знала, что пора.
Или, может быть, он болен. Сломал нос и не способен чуять,
потому и не ездит на встречи. Так ведь бывает, наверное? Тогда мне
нужно взять себя в руки и поехать самой, и зимой я могла бы купить
билеты до Двуречья, а летом взять отпуск и отправиться хоть на
другой конец Кланов!
Но что, если он приедет в Старый Биц — а меня нет? И мы
разойдёмся, так и не узнав друг друга.
— Помоги мне, Полуночь. Помоги мне…
Но Полуночь молчала. Её серебряный силуэт, одетый в мерцающую
дымку, появлялся на небе лишь в Долгую Ночь, — и даже тогда она
глядела куда угодно, но только не на меня. Нас были у неё тысячи,
многие тысячи сплетающихся в цветастый ковёр судеб, и не было ей
никакого дела до одной оборванной ниточки.
Пусть Полуночь молчала, зато всю дорогу из Старого Бица за мной
следила Луна: она заглядывала в окна поезда, когда он упрямо полз
выше и выше в наши серые предгорья, и её ласковый свет щекотал
лицо. Я сидела с краю, подперев подбородок рукой, и рассеянно
наблюдала, как уносятся вправо огромные мшистые валуны, будто
разбросанные по скудным полям расшалившимся гигантом, — такие
раскатились по окрестностям после той страшной аварии, что смела
собой транспортные платформы Марпери и всю бойкую жизнь нашего
городка. Поезд простучал колёсами по мосту, на мгновение мелькнув
отражением в речной воде: старенький локомотив и пара вагонов, один
из которых отцепят уже на следующей станции.
Закат истлел, в животе бурчало, а туман в голове убаюкивал, и от
этого даже очередная болезненная неудача становилась мелкой и
вполне посильной. Я так и сидела, тупо глядя в окно, пока поезд не
взобрался по насыпи к станции, и машинист не проговорил через
помехи: