5Кабошон — драгоценный или
полудрагоценный камень, обработанный без граней, имеющий гладкую
поверхность, овальный, круглый или в виде слезы.
Эл вышла в холодный день, в шум
портовых улочек. Дошла до перекрестка и натолкнулась на тех, кто ее
сюда привел. Двое спутников ретировались далековато от конторы
Мерефы.
– Ну?! – также издали спросил
один.
Эл показала отрицание.
– Не взял, – с сожалением вздохнул
второй.
– Нет. И обиделся, что мало, –
пояснила Эл.
– Говорил, что больной и старый? –
уточнил один из спутников.
– Да.
– Плохо дело, – посетовал
второй.
– Да что делать-то! – возмутилась Эл
на их беспомощность. – Собираем еще?
– Не поможет, – посетовал первый. –
Знать бы, что он задумал.
– А как и у кого можно это выведать?
– спросила Эл.
Оба спутника замялись. Один, что
помладше, неглавный в своей лодке, но, видимо, не в первые стоявший
в таком заторе, подошел к грязной стене соседнего дома, оперся
задом о пятачок почище и сложив руки на груди, выискивая что-то
глазами в уличной грязи заговорил:
– Как дело доходит до товара,
который идет испанцам, так Мерефа чинит всякие препоны. Говорят,
что лет пять назад тамошние католики пожгли на кострах
родственников Мерефы, хоть те и были маранос1. – И парень произнес
ругательство на испанском, выдав происхождение. Потом он злобно
огрызнулся на местном диалекте. – Все они друг другу родственники.
Тут почитай в каждой лавке, куда ни загляни, то брат, то еще кто-то
из его семьи.
– Так может поспрашивать? –
осторожно спросила Эл.
– У нас столько денег не будет, –
заворчал парень. – Они тебя до голого зада разденут, а потом еще
шкуру сдерут.
Второй спутник молчал, кусая
губы.
– Вы уже ходили? – спросила Эл.
– Не пойду я к ним, – сказал второй
и положил руку на здоровый нож. – Убью кого-нибудь.
– А что самого Мерефу не убьете?
Молодой человек у стены тяжело
вздохнул.
– Так, он не так просто лютует, его
попробуй достань. В конторе охрана, да такая, тебя писарь пером
прикончит. У него и в конторе2 и в ратуше покровители. Ты думаешь,
так тут просто все. Дураком надо быть. Другой сядет. Мерефу мы хотя
бы знаем. Табун стоит талеров двести не меньше, кони молодые, не
все хорошие. Которые второму перекупщику не нравятся, пожалуй, тоже
купят. Кто угодно только не испанцы.
– То-то смотрю я что-то тут не
чисто, – вмешался старший, но не такой опытный как более
молодой.