17 июля 1939 года.
Понедельник
1
Евграф Иевлев, пятидесяти девяти лет
от роду, служил на Казанском вокзале носильщиком уже больше
тридцати лет – с тех пор, как давно, еще при царском режиме,
приехал в Москву из своей деревеньки под Рязанью. Он сошел на этом
самом вокзале с поезда и поначалу взялся здесь разгружать вагоны –
за кусок хлеба и крышу над головой. Да так тут и остался.
А сейчас у него было аж целых две
комнаты в коммунальной квартире! Правда, проживали в них, помимо
него самого, еще его дочь и три её малолетних сына. Их отец –
которому эти комнаты и выделили – был рабочий-метростроевец,
крепкий мужик, надежный. Да вот беда: погиб он два года тому назад,
когда затопило при прокладке один из метротуннелей. И осталась
дочка Евграфа Галактионовича вдовой. Детям, правда, назначили
пенсию за погибшего родителя, и на их пропитание денег хватало. Но
уж на одежу с обувкой – извиняйте! Старшенький-то ничего – ему всё
доставалось новым. Среднему – так-сяк: поношенные вещи, но не
позорные. А вот когда они попадали к младшенькому внуку, Алешеньке,
дедову любимцу, но были это уже натуральные обноски.
Вот, жалеючи дочку с внуками, Евграф
Галактионович и пахал на вокзале в две смены и почти без выходных
дней. Так что и в понедельник вечером он еще не покинул свой пост
на перроне, хоть и трудился всю ночь напролет и в субботу, и в
воскресенье. А вчера днем еще и давал показания нежданно
нагрянувшему сотруднику НКВД. Молодому, вежливому, но всё равно –
страшному для всякого, кто смотрел на его удостоверение с
вытисненной золотом надписью на красной обложке: НКВД СССР
Главное управление государственной безопасности.
Неудивительно, что Евграф
Галактионович изрядно перетрухнул, рассказывая обходительному
наркомвнудельцу о пассажире с собакой, которого он видел давеча на
перроне. А потом еще надо было пойти с ним в кабинет начальника
вокзала, где молодой человек, назвавшийся Николаем Скрябиным,
запротоколировал рассказ носильщика и дал тому на подпись. Иевлев
едва-едва сумел на листе бумаги расписаться: читать и писать он
почти что не умел.
И вот теперь, в начале новой трудовой
недели, Евграф Иевлев ощущал себя вчистую измочаленным. В серых
сумерках летнего вечера он медленно катил по перрону тележку для
багажа, пока что – пустую, испытывая сильное искушение: бросить всё
на сегодня, не ждать прибытия следующего поезда, а пойти домой, к
дочке и внукам. И он решил уже: вот сейчас он сделает разворот и
пойдет со своей тележкой в противоположную сторону, к вокзальному
зданию. Но тут прямо перед ним на перроне возник человек: худощавый
мужчина довольно высокого роста, в светлой пиджачной паре. Лицо его
скрывали не только сгущавшиеся сумерки, но и поля летней сетчатой
шляпы.