О существовании «Ярополка» в Главном
управлении госбезопасности НКВД СССР знал только очень узкий круг
облеченных особым доверием лиц. Но и среди них бытовало ошибочное
мнение, что данный проект возник в качестве ответа германскому
институту «Аненербе». В действительности это было не так. Ибо, в
отличие от «Аненербе», основным предназначением «Ярополка» являлось
не пестование оккультистов, а выполнение функций вполне
прагматических: расследование преступлений сверхъестественного
свойства. То есть, таких, каких на территории СССР, страны
победившего материализма, совершаться не могло в принципе. Отсюда и
проистекала как особая секретность невероятного лубянского проекта,
так и специфика формирования его кадров. И этими кадрами,
которые решали всё, становились люди с весьма специфическими
способностями – отнюдь не материалистического толка. Такие, как
Николай Скрябин – руководитель одной из самых успешных следственных
групп в составе «Ярополка».
Впрочем, самого Николая собственные
способности радовали далеко не всегда. Да что уж там, хлопот они
ему доставляли – выше крыши! Вот и в то воскресное утро именно
из-за этой своей аномальной одаренности Николай Скрябин видел на
редкость мерзопакостный сон. Молодой человек осознавал, что он
спит. И всё равно – часть его сознания была твердо уверена, что это
не сон вовсе. Во всяком случае, не совсем сон.
В этом не-сне Скрябин
оказался заперт в каком-то длинном и узком помещении с невысоким
потолком. Освещалось оно едва-едва: его озарял мутноватый
красновато-оранжевый свет. Николай сидел, скособочившись, на
коротком диване с жесткой спинкой. А к его шее – чуть пониже левого
уха – кто-то прижимал комок упругого липкого теста: небольшой,
размером примерно со сливу. Так, по крайней мере, Скрябину
показалось вначале. Тесто было теплым, влажным и слегка подрагивало
– словно бы всасывая в себя воздух. И до Николая с опозданием
дошло: это не тесто вовсе, а губы – женские! Глазами неведомой
(сущности) женщины он будто увидел самого себя со стороны:
долговязого, со встрепанными черными волосами, в белой летней
рубашке с распахнутым воротом. Его сон – это оказалась своего рода
камера обскура: Скрябин мог наблюдать за происходящим в ней, хоть и
сам находился внутри неё.
Демоническая женщина склонилась к его
шее так низко, что Николай не мог разглядеть её лица. Зато в поле
его зрения попала её рука, которая лежала на подлокотнике дивана:
очень высоком, увенчанном стальной трубой. Сталь неярко
поблескивала в красноватом свете. И короткопалая, без маникюра,
женская рука при таком освещении выглядела полупрозрачной –
точь-в-точь как матовое стекло незажженных электрических
светильников, что висели под низким потолком.