– Как вести наружное наблюдение, я
знаю, – заверил его Давыденко.
– Хорошо, – кивнул Николай. – Если
возникнет экстренная надобность меня увидеть – можешь позвонить мне
по домашнему или по служебному номеру. Ты их знаешь. Если нет – я
навещу тебя завтра вечером, примерно в одиннадцать часов. Жди меня
около гримерки Рябининой.
7
Если бы Ганна Василевская могла в
своем нынешнем состоянии впасть в отчаяние, то именно это с ней и
произошло бы. Но вместо этого невозможность вернуть аналог дорогой
ей вещи вызвала у невесты ямщика сильнейший, всесокрушающий приступ
ярости.
Она носилась бы по Москве и убивала
бы всех подряд – кто только попадется ей на пути. Но какая-то часть
Ганниной сущности знала: соверши она хоть еще одно убийство, не
имея при себе своего заветного талисмана, и силы её иссякнут
навсегда. И она уже не сможет найти того мерзкого пса, ограбившего
её. Не отыщет и долговязого парня с веером, который этого пса
призвал. А главное, она не сумеет найти их: тех последних,
кто волею судеб оказался в Первопрестольном граде – и до кого Ганна
еще не успела дотянуться.
Ничего, подобного нынешней ярости,
она не испытывала даже тогда, когда много лет назад её недруги
поставили над ней стража. Такого, что в сравнении с его –
её – злобой, гнев самой Ганны мог бы считаться пустячным,
мимолетным недовольством. Та женщина – Ганна точно знала, что
сторожить её поставили именно женщину, – не давала ей сдвинуться с
места. Не давала шевельнуться. Лишила её всех целей и желаний. Она
была подле неё все дни и ночи напролет, каждый год, много
десятилетий кряду. Ганна не могла вести счет времени, но не
сомневалась: сменился век, а она всё ещё оставалась в заточении.
Однако и тогда в душе её не было того ропота, который возник в ней
сейчас. Вещь, принадлежавшая когда-то её дорогому мальчику –
неуничтожимая копия этой вещи – оставалась тогда при ней. Так что
Ганна со смирением принимала свое положение узницы. И – наверняка
продолжала бы принимать его по сей день, если бы в её участи не
случился переворот.
Она знала, что держало подле
неё стражницу. Ганну похоронили в семейной усыпальнице Гарчинских –
то ли её отец каким-то образом сумел это устроить, то ли в её
бывшем любовнике пробудилась совестливая сентиментальность. И вот –
в один из дней рядом с местом её захоронения, которое Ганна до
этого легко могла покидать, появился