— Если вы будете и дальше жениться с такой скоростью, князь, то
в Империи скоро закончатся девицы, — ехидно заметил Глубина в своей
обычной манере.
Я вдруг спохватился и попытался придать своему лицу скорбное
выражение:
— Акалу, боюсь, что у меня плохие новости. Твои родичи...
— Да, я уже знаю про их смерть, — эскимос тоже помрачнел, —
Полётов мне все рассказал. Я надеюсь, они погибли не напрасно,
Нагибин.
— Так и есть, Акалу. Они погибли, как АРИСТО, верные чести и
своему долгу. И я никогда не забуду их имён, клянусь тебе!
Вот последнее было не совсем правдой. Погибшую возле
Петропавловки девушку звали Айей, и она приходилась Шаманову
племянницей. А вот как звали единокровного брата-бастарда Шаманова,
сгинувшего в Питерском метро, я уже хрен помнил. Помнил только, что
его имя я едва мог выговорить даже при жизни бедного парня...
Мда, похоже, что я и правда полное дерьмо, которые не помнит
даже имён своих самых верных бойцов.
Но я поспешил прогнать эти мысли из головы, а заодно и сменить
тему.
— Твои датские наёмники живы, Шаманов, — сообщил я, — Они сейчас
охраняют самого канцлера — мою жену Ладу.
— Это тоже знаю, — кивнул Шаманов.
— А вот знает ли ваша жена Лада про вашу новую жену Таю, м? —
спросил с присущим ему тактом князь Глубина.
— Не знает. Пока что, — ответил я, — Я сам сообщу ей эту
приятную новость, но позже. Спасибо за заботу, князь. И, кстати,
вам я тоже выражаю свои соболезнования — по поводу ваших наёмников,
погибших у Петропавловки...
— Откровенно говоря, эти наёмники были полным дерьмом, — пожал
плечами Глубина, — Кроме того, я их взял в кредит и застраховал,
так что ничего страшного. Наёмников бабы еще нарожают.
— Тут не поспоришь, — усмехнулся я, — Собственно, что этот
ублюдок Павел Стальной от вас хотел? И почему вы здесь, почему он
вас отпустил?
— Самозванец был в ярости, когда ты перетащил на свою сторону
его Лейб-стражниц, Нагибин, — объяснил Шаманов, — На остальных
твоих пленников ему было плевать, но вот предательство
Лейб-Стражниц вывело самозванца из себя, насколько я понял. Так что
нас всех пытали в отместку за этих стражниц. От нас хотели
информации. Но они её не получили!
— Это не пытки, это ерунда, баронет, — махнул рукой Глубина, —
На самом деле Павел Стальной вас боится, Нагибин. Так что
Палачевских и Пыталовых, слава Богу, не допустили нас допрашивать.
Нами занимались Отравищины, а они могут разве что затуманить разум,
а не причинить настоящую боль. Так что мы ничего не сказали — ни я,
ни ваш друг Шаманов. Мы остались верны вам и ложе, князь.