***
От всего этого она… я бы сказал - влюбилась. В меня.
Парадокс: став рабыней, надев ошейник, она ощутила себя
свободной и защищённой. Счастливой. Похорошела, помолодела,
повеселела. Понятно, что частый и успешный секс тому способствовал.
Но ещё - моё внимание, хоть и весьма ограниченное по времени
делами.
Она прежняя - умерла. Там, на дороге у Вишенок. Пришло время её
воскресения. Воскресения из мёртвых, из телесно живых, но с
опустошённой душой. Для жизни будущей. Жизни в рабынях моих. Ибо
так судил господь.
И её это радовало.
Агафья сперва приняла Агнешку «в штыки», ревновала. Но - умная
женщина: понимала, что причина ревности не в душе, не в теле, а в
происхождении.
Кто привлекательнее: Великая Княгиня с десятком поколений
благородных предков, выросшая в холе и богатстве королевского
замка, или безродная урождённая холопка из дворни кое-какого
боярина в Вержавске? - Это ж все знают!
«Все»? - Не я. Мне сословность… и в постели, и по жизни… никак.
Как глупость. Спать надо с женщиной. А не с поколениями её давно
сгнивших предков. На мой вкус - очевидно. Но здесь воспринимается…
как разврат и крушение основ. Из тех «основ», что «истоки и
скрепы». В смысле: все так делают. Но - некошерно.
Потом... тело Катеньки… на леднике в Киевском Порубе...
Изломанное, изодранное сбрендившими мучителями в ночь штурма.
Агафью это несчастие просто убило. На некоторое время она стала
буквально нетрудоспособной:
- Ваня, не могу я. Всё из рук валится, ноги не ходят. Ребёнка
увижу или, там, щенка - слёзы ручьём текут. Ты не трогай меня пока.
Хорошо?
Я-то могу. Не трогать. А жизнь?
Обязанности Агафьи перераспределили между другими ближниками.
Кое-что, не только «разгрузку чресел молодеческих», приняла на себя
Агнешка.
Огромное хозяйство, образовавшееся после победы, требовало
постоянного присмотра. В одну голову такое не провернуть.
Экс-княгине нашлось место по её желанию. Она не хотела быть самой
главной. А помощников надо было много.
Особенно она помогла в конце моего «Киевского сидения». Когда я
заставил Ефросинию Ярославну, дочь князя Галицкого Остомысла,
несостоявшуюся (в АИ) авторшу «Слова о полку Игоревом», явиться ко
мне в баньку. Для… для общения. Про поэзию, конечно.
Тогда Агнешка успокоила и подготовила княжну к… к беседе со
мной. Беседе весьма содержательной, а не только «приятной во всех
отношениях». В ходе которой я узнал подробности возникновения
важных условий, необходимых для создания «столпа русской
словесности».