Наконец всё было готово к дальнейшему
путешествию. Филипп вскочил в седло. С колдобистого проезжего тракта, встреча с
которым оказалась для бывалой, пожившей сполна кареты роковой, он следом за
Данилой свернул на узкую тропу между деревьев.
После сумрака и духоты свежий воздух
пьянил, и Филипп, всегда любивший быструю езду, нёсся по лесу так, что дядька
сзади лишь охал да творил крестное знаменье.
Вылетев галопом на небольшую полянку,
Филипп резко натянул поводья — шагах в десяти на земле неподвижно лежал человек.
— Данила!
— Еду, княжич, — послышалось из-за
кустов.
Не дожидаясь слугу, Филипп соскочил с
лошади и бросился к лежащему, осторожно перевернул. Человек был без сознания,
но дышал. Вся одежда с левой стороны под рёбрами намокла и потемнела от крови,
лицо же было бледным до прозрачности и оттого казалось совсем юным.
— Ох ты господи… — сдавленно охнул
сзади Данила. Бормотание из растерянного стало испуганным.
— Надо кровь остановить. — Филипп
поднялся с колен, его подташнивало. — Достань рубашку, раздери на полосы и
перевяжи.
Он огляделся. В полусажени от
незнакомца валялась шпага, Филипп подобрал её. Чуть дальше на траве лежали
кафтан, епанча и треуголка.
— Пособите-ка, Филипп Андреич, один
не управлюсь, — позвал Данила.
Кое-как вдвоём они приподняли тяжёлое
неподатливое тело, разрезали камзол, рубаху и, как смогли, перетянули рану
полосами разорванной Филипповой сорочки. Раненый дёрнулся, застонал и приоткрыл
затянутые мутной пеленой глаза.
– Что с вами стряслось, сударь? –
Филипп склонился к его лицу, ловя ускользающий взгляд.
– Я должен вернуться… – прошелестел
тот. Кажется, Филиппа он не видел. – До тапты… – И дальше уж вовсе
невразумительное, должно быть, в бреду. – Fleur de chardon... Où est-elle[2] ?
На этом силы незнакомца иссякли –
глаза закрылись, и он вновь провалился в беспамятство.
Филипп растерянно взглянул на слугу:
— Что с ним делать-то? Надо же как-то
довезти его хоть до батюшкиного дома.
Он окинул взглядом коней, что мирно
щипали едва проклюнувшуюся траву, покачал головой — нет, на лошадь не усадить,
даже пытаться не стоит… Не кулём же поперёк седла его громоздить, этак точно
живым не довезёшь…
Филипп вздохнул.
— Эх, кабы не колесо… Ну хоть телегу
надо… Ты же здесь всё знаешь. Давай, поезжай за подмогой.