Теперь он ранен. Интересно, что с ним
случилось? Нападение лихих людей или… дуэль? Почему-то Лиза была уверена в
последнем. Вспомнились затуманенные болью глаза и призрачная тень улыбки, что
скользнула по бескровным губам. Он тоже её узнал. Отчего-то эта мысль
волновала.
«Жаль будет, если он умрёт», —
подумалось вдруг Лизе.
***
Филипп проснулся от стука.
Вчера, вернее, уже сегодня рано
утром, когда, уступив, как радушный хозяин, гостю свою спальню, Филипп добрался
до дивана в кабинете, он заснул сразу, едва успев донести голову до подушки.
Странно, но обычные тягостные думы даже не попытались завладеть мыслями, видно,
виной тому была усталость.
Стук повторился. Филипп резко сел на
диване. В маленькие оконца рвалось солнце. Очевидно было, что сейчас уже очень
поздно. Привыкший вставать вместе с птицами Филипп неожиданно проспал до обеда.
Рубашка, которую он вчера так и не
снял, вся измялась, кружевные манжеты висели, как варёные капустные листья.
Впрочем, стучал, конечно, Данила, больше некому.
Филипп встал, потянулся и распахнул
дверь.
Под ней действительно топтался
Данила. Обычно сумрачное лицо его светилось радостной улыбкой.
— Доброе утро, княжич! Батюшка велели
вас будить к завтраку.
Ладони стали холодными и влажными,
точно лягушачья кожа.
— Батюшка? Разве он дома?
— Их сиятельство приехали поутру.
— А теперь который час?
— Да уж полдень скоро!
— Хорошо, сейчас спущусь.
Мелькнула мысль, что вчерашний гость
ему приснился, и Филипп заглянул в спальню.
Новый знакомец был там. Бледное лицо,
скорбный излом бровей — весь его облик был пронизан болью и страданием. Филипп
прикрыл дверь, стараясь не шуметь. Всё равно спуститься к завтраку гость не
сможет, значит, пусть спит, набирается сил, как велел маленький доктор.
С помощью Данилы Филипп переодел
рубашку и панталоны, облачился в лучший камзол и вышел из комнаты, велев дядьке
сидеть возле раненого.
При свете дня дом выглядел иначе. За
восемь лет многое переменилось. Кое-где стены покрыли изразцы и панели
орехового дерева, обивка тоже стала другой, более богатой и яркой, появилась
новая мебель.
У знакомой двери Филипп замер, во рту
стало сухо.
…Матушкина комната… Медленно, как в
душном тягучем сне, он протянул руку, коснулся дверной ручки. Войти? Пожалуй,
не стоит… Должно быть, там тоже всё не так, как было прежде, и он лишь
разбередит себе душу.