Лиза быстро взглянула: Элен была
очень бледна, глаза же, наоборот, лихорадочно блестели.
— Здесь так душно, матушка, —
пролепетала она. — У меня кружится голова, и тяжело дышать…
Губы графини дрогнули в лёгкой
улыбке:
— Это всё шнурование[8], моя
милая — ты ещё не привыкла к нему. Пожалуй, будет лучше, если мы пройдёмся по
галерее. Вы составите нам компанию, Пётр Матвеевич?
Пётр Матвеевич предпочёл остаться в
ложе, и сёстры вслед за матерью вышли в просторный зал, где прогуливалось множество
людей.
Но едва ли сделав десяток шагов, они
лицом к лицу столкнулись с князем Порецким, который медленно шёл рядом с
высоким господином средних лет и давешней красавицей из ложи напротив.
_________________________________________
[4] Фронтон — завершение (обычно треугольное, реже
— полуциркульное) фасада здания, ограниченное двумя скатами крыши по бокам и
карнизом у основания.
[5] Паникадило — большая центральная люстра в
православном храме. Лиза ошибочно называет так роскошный театральный
светильник, поскольку прежде видела подобные только в церкви.
[6] Франсуа́ Буше́ — французский живописец,
гравёр, декоратор. Яркий представитель художественной культуры рококо.
[7] Расхожее (по имени главного героя) название
первой, поставленной в России итальянской оперы «Сила любви и ненависти».
[8] Шнурованием назывался корсет, который
затягивался при помощи шнуровки для придания фигуре дамы стройности. Глубоко
дышать в нём было трудно, и от недостатка кислорода дамы, бывало, падали в
обморок.
***
После антракта Филипп напрочь утратил
интерес к спектаклю и сразу же нашёл глазами сестёр Тормасовых. Теперь он знал
имена барышень — Елена и Елизавета. Впрочем, интересовала его только одна.
Жаль, что, представляя дочерей, графиня не пояснила, кто есть кто.
Тогда, в дорожной карете, в простом
тёмном платье и строгом чепце без украшений, она показалась ему милой и нежной.
Филипп помнил глаза, блестевшие в сумраке, выбившийся из-под чепца золотистый
локон и выражение горячего сострадания, когда взгляд её обращался к раненому
Алексею.
Теперь, в пышном платье, с замысловатой
причёской и веером в тонких пальчиках, она казалась прекрасной и недоступной,
как Артемида[9]. В
первый миг, увидев его лицом к лицу, барышня вспыхнула, глаза засияли. Она
потупила взор и больше взгляда не поднимала. Более искушённый человек заметил бы,
какой радостью засветилось при этом её лицо, но Филипп был неопытен в подобных
материях и лишь огорчился, что барышня на него не смотрит.