Филипп опустил голову. Больше до
самого дома отец не проронил ни слова.
В гостиной, где с книгой в руках
сидела Мария Платоновна, он швырнул на кресло охотничий кафтан и молча двинулся
наверх. Но на середине лестницы остановился, обернулся к жене и раздраженно
произнес:
— Сударыня, потрудитесь объяснить
моему сыну правила бального этикета на всякий случай. Как то, что, входя в
залу, он должен приветствовать хозяев и дам. Что он обязан танцевать с любой
дамой, его пригласившей, невзирая, нравится та ему или нет. Что во время танца
он не может повернуться к ней спиной и удалиться незнамо куда. Что приглашать
понравившуюся даму более трёх раз за вечер — есть моветон. Что пожимать руку во
время танца или снимать перчатки — неприлично. Скорее всего, ему невдомёк все
эти премудрости.
И, круто развернувшись, князь вихрем
взлетел по лестнице. Через несколько секунд бабахнула дверь его спальни, и
«Санкт-Петербургские Ведомости»[2],
лежавшие на шахматном столике в углу, с шелестом упали на пол.
Филипп не смел поднять глаз,
чувствуя, как полыхают щёки.
— Что вы натворили?
— Самовольно ушёл с охоты.
Он ожидал ахов, охов и причитаний, а
возможно, и упрёков, но мачеха вдруг обняла его.
— Не расстраивайтесь, мой мальчик.
Это мы виноваты. Нам следовало предупредить вас, что такое нынешняя охота. Ну
что уж теперь… Бог даст, обойдётся.
Она вдруг тихо рассмеялась, и Филипп
взглянул с изумлением.
— Ваш отец в ярости! — В голосе
княгини слышалась искренняя радость. — Я никогда его таким не видела. Мне
казалось, он настолько погрузился в тягостные мысли, что его уже ничто не
трогает. Оказывается, он ещё может сердиться. А значит, сможет и радоваться,
если будет чему.
________________________________________
[2] Первая
российская газета, начавшая выходить в столице с 1727 года.
***
На бал, что давал граф Миних, выехали
в десятом часу. Отец был сумрачен и молчалив, мачеха, наоборот, весела и очень
хороша собой.
Особняк графа встречал гостей
роскошной иллюминацией. Поднявшись на крыльцо, Филипп очутился в восточной
сказке — мраморный пол передней, крыльцо и даже ступени устилали пышные
персидские ковры. Балюстраду широкой лестницы оплетали гирлянды экзотических
цветов, испускавших тонкий аромат.
В огромной зале, куда следом за
вереницей гостей вошли Порецкие, сияло всё: узорный паркет, стены в богатой
позолоте, огромные под потолок зеркала, люстры пышнее, чем паникадила в
кафедральном соборе. Тысячи свечей белого воска горели в канделябрах.