Я лишь на него уставился с таким упрёком, что Кузьмич не
выдержал, стыдливо спрятав взгляд. Засопев, майор неуловимым жестом
откуда-то достал 0.7 коньяка «Белый аист», с хрустом скрутил
бутылке голову, а затем щедро плесканул себе в бурду. Вновь застыл,
уйдя в перезагрузку, ругнулся душевно, добыл из ящика своего стола
стакан, куда и налил отнюдь не коньячную порцию, тут же всосанную
явно требующим этого организмом. Затем, как финал, кгбист решил
запить собственным кофе, отхлебнув получившегося коктейля, от чего
и скорчил сложную, но, несомненно, демонстрирующую отвращение рожу.
Отвлекать его не хотелось, дядьке реально было это надо. Как бывший
дядька я его прекрасно понимал.
Допив обжигающую дрянь, Валерий Кузьмич начал тереть лицо
ладонями. Я молчал, попивая свою порцию угощения. Вкус был,
особенно после пломбира, просто охренеть какой ужасный. Как будто
сам Сатана нассал в кружку. Кисло, горько, мутно, частички чего-то
стрёмного на языке остаются. Мерзость, сссука!
- Вот не понимаю, как так, - наконец, заговорил мой куратор,
делая широкий жест руками, указывающими на забитые макулатурой
шкафы по обе стороны от его стола, - Я тебя, Вить, с трёх лет знаю!
Вся твоя жизнь здесь по полочкам разложена, даже то, о чем ты
понятия не имеешь! Ты по всем пунктам не просто хороший, а просто
отличный парень! Да, *ля! Я тебя со своей дочкой оставлял!
Было дело. Жена Кузьмича в санаторий смылась, а он порыбачить
хотел просто до слез. Смастерили с ним вдвоем из какой-то детской
майки цветастой маску мне, чтобы рожу закрыть, и я действительно
пару суток пронянькался с его Юлькой.
- …но как только чуть отвыкнешь, смотришь на тебя – падла и
есть! – с чувством и толикой вины продолжил куратор, - Как будто
мразь какая из колонии откинулась, сидит и щурится, смотрит, куда
бы тебе заточку воткнуть. Вот как так, Вить, а? Лещенко клянется
всем чем можно и нельзя, что у тебя источник полностью заглушен,
вообще не распечатан, ни на волосок!
- Да всё я понимаю, дядь Валер, - скривился я, маша рукой, -
сколько лет уже так…
- Дядьку бы твоего к стенке…, - мечтательно поведал мне майор,
полузакрыв глаза, чтобы меня не видеть, - Да и родители…
- Редкостные дебилы, - вздохнул я, - Плавали-знаем.
Почему я, со своей асоциальной жопой вместо жизни, отношусь к
Кузьмичу так лояльно? Да потому что ему не легче чем мне, а местами
сложнее. Помните, я говорил, что широко известен в очень узких
кругах? Ну вот, а Кузьмич – это как раз прокси между мной любимым и
этими хоть и узкими, но очень высокими кругами, в которые входят
как научники, так весьма влиятельные товарищи из «копух» и «ксюнь».
А это очччень непростые люди.