Возница рванул поводья, уводя в сторону четверку гнедых.
Противно заскрипели рессоры. Карету шатнуло. Детский крик потонул в
дружном вздохе толпы.
Протянув по инерции еще ярдов двадцать, экипаж остановился.
Карету качало из стороны в сторону. Фыркали недовольные лошади. А в
месте трагедии плотный строй верховых уже смыкал круг. Многие
солдаты спешились и, склонившись над распростертым телом мальчонки,
негромко о чем-то переговаривались. Убрав с лиц улыбки, зеваки
тянули шеи, стараясь хоть что-нибудь разглядеть за широкими спинами
воинов. Вмиг отыскавшиеся родители малыша судорожно протискивались
между конских боков.
Несколько долгих секунд, и отчаянный вопль прорвавшейся к сыну
матери подтвердил догадки собравшихся ротозеев — случилось самое
страшное!
Двое стражников вытащили из тесного круга отца погибшего
ребятенка. На лице мужика начинал растекаться синяк. Грязные щеки
блестели дорожками слез. Взбешенный утратой крестьянин по началу
бросился на служак с кулаками, но, получив увесистую затрещину,
взял себя в руки и сейчас только беззвучно ругался сквозь зубы и
зло зыркал из-под сведенных в кучу бровей.
Один из солдат стремглав подбежал к карете. Темневшее мутным
стеклом небольшое окошко слегка приоткрылось. Из недр покрытого
золоченой резьбой экипажа дохнуло ароматом духов, и послышался
голос:
– Что случилось? Почему стоим?
Интонация вопрошавшего не оставляла сомнений — важный пассажир
недоволен. Звуки с шипением вылетали из глубины экипажа, словно
невидимый господин говорил сквозь сжатые зубы. Там, в полумраке, на
мягком диване восседал человек не привыкший к задержкам. А если
промедление еще и не обусловлено веской причиной...Магистр
Теннарий, первое лицо Ордена Мудрости во всем Ворке, был скор на
расправу.
–Господин, мы мальчишку зашибли, – доложил солдат. – Сразу
насмерть. Под колеса попал. Недоглядели родители.
– Сюда их, – последовал быстрый приказ.
– Кого?
– Да родителей, бестолочь!
Эта гневная фраза прозвучала уже в разы громче. Народ вдоль
дороги расслышал и сразу притих. Любопытство усилило градус.
Командир эскорта рванулся назад, и вскоре двое воркийцев, осмыслив
приказ, потянули крестьян к карете.
Не прошло и минуты, как несчастная мать, чей невидящий взгляд
обреченно сверлил пустоту, очутилась возле черного экипажа. Ноги
женщину не держали, и она, словно куль, без движений висела на
крепких руках северян. Крестьянин-отец стоял сам. Он теперь не
брыкался и даже перестал сквернословить. Но дышал, как взбешенный
кабан, с шумом гоняя сквозь нос пыльный воздух.