Сама я считаю себя чертополохом, но другие видят во мне главную
розу королевского двора, то и дело поглядывают в мою сторону. Ждут, что я
как-то выдам терзающие сердце чувства. Не верят, что больше их всех вместе
взятых я жду добрых вестей и потому мёрзну здесь, позволяя на себя смотреть, а
не прячусь в своих покоях, как делаю обычно.
Опускаю голову, и упавшие на лоб длинные светлые волосы
скрывают глаза и покрасневшие, несмотря на продирающий до кости холод, щёки.
Чужое любопытство до боли неприятно, но больше убивает стыд.
Мне ли не знать, кто в действительности виноват перед
консорт-королевой Магдой — женщиной, чей восьмой ребёнок только что появился на
свет? И нет, это не отец, пусть он и сделал всё, чтобы наградить её лоно
очередным шансом возвести на трон Илльборна полноценного короля или королеву.
Я молю богов, чтобы родился мальчик, чтобы на его теле
нашлось родимое пятно в форме розы. Я так сильно этого хочу, что мысленно кричу
на богов: «Пожалуйста, услышьте меня!»
— Кто? Мальчик ведь, мальчик? Знак есть? Ну кто же — говори!
— в высоком голосе королевы ясно слышны усталость, боль и отчаянная потребность
получить желанный ответ.
Тот так тих, что надежда никуда не девается, остаётся
дрожать на ветру вместе с собравшимися.
Вышедшая к людям повитуха держит на руках свёрток с
младенцем. Отец стремительно шагает к ней. Его высокий рост и мощная фигура не
позволяют разглядеть ничего, кроме того как ветер треплет подбитый мехом плащ.
Первый советник вытягивается в струнку, исходя от нетерпения
узнать ответ: так да или нет, быть или не быть полноценному наследнику на
троне.
Безмолвие затягивается. Надежда скукоживается с каждым
следующим мгновением, пока не превращается в ледяную иголку, настойчиво
впивающуюся под кожу в центре груди.
Отец медленно поворачивается к придворным, поднимает
новорождённое дитя над головой. Младенец кажется таким невозможно маленьким в
его больших ладонях, но кричит отчаянно громко. Тишина на фоне этого
пронзительного плача обжигает.
— Принцесса Катрина почтила мир появлением сегодняшней
ночью. Поприветствуем её.
В голосе отца — ни капли радости, лишь глухое разочарование.
Какое-то время никто не двигается, затем придворные дружно кланяются до земли,
из внутреннего двора доносится цокот копыт заводимых обратно в конюшни лошадей.
Кто-то охает, слышен шёпот, взгляды многих — и среди них отца — устремляются на
меня, на лицах некоторых появляются неискренние улыбки.