— Нет. Я не смогу плыть с ним и его
запахом. И не вздумай обгладывать лорда. Это святотатство! —
одернул приятеля Гонат, с усилием стягивая перстень. — Пусть
королевские плывут сюда и снимают труп со скалы, — он встал, вперив
взор в ужасную пустошь океана. — А нам лучше молиться и
отправляться домой, ну и по пути хорошенько подумать, как
изловчиться и утаить монету. Хорошенько подумать, Улу...
Для жнецов правосудия клещи просто
городская банда, но Подарок, как и большинство братьев, чувствовал
себя слугой Богини, орудием ночи, тем, кто сеял хаос и приближал
конец обретенной земли. Безжалостная прислушивалась к нему и к
другим исполнителям ее воли. Моленники Странника надеялись на
спасение в неведомых землях, но Подарка их просьбы ничуть не
волновали — мало кто мог похвастаться пребыванием в братстве с
младых ногтей.
Они собирались в спешке и затемно.
Давненько этого не случалось, с тех пор как угомонили одну наглую
банду. Подарок редко бывал загородом и не знал пути к рудникам,
хотя днем отыскал бы его без сомнений. Всех братьев вели старшие:
Укор и Кровавое Пойло. Первый еще до рождения Подарка служил в
страже; второй долго обитал среди холмов по южной дороге, где
грабил неосторожных путников. От нее до рудников миль семь, и
раньше глыбы песчаника волочили прямо по тракту. Потом король
охладел к достройке храма Древа, как и другие монаршие задницы до
него. Кайромон вдруг свихнулся и захотел уплыть в Странствие, а
редкие заказы на строительство из города стали выполнять
напрямую.
Подарок ступал в цепочке братьев в
самый глухой час ночи, когда Неумолимая восседала на грандиозном,
сделанном из сверкающих камней звездном троне, в небесных чертогах
Облачного Замка. Она правила, карала и надеялась, что Вселенскую
Крону навек поглотит тьма.
Сквозь стены Облачного Замка, на
западе, — куда они шли, светило созвездие Каркающей Ящерицы,
напоминавшей Госпоже имена обреченных. Холод проникал с моря через
Колыбель, заставляя Подарка ежиться и кутаться в старую шерстяную
куртку. Время от времени он доставал длинный нож и дотрагивался до
острия. Эдакий личный ритуал, помогающий притупить страх перед
делом. Тихий шорох шагов, ветерок в спину, мгла, сжимающая каждого
брата, редкое попискивание летучих мышей. Однообразный поход до
смерти надоел Подарку, и, если бы не строгий запрет Укора, то давно
бы трещал со своим закадычным другом Лапкой о выпивке, игре и
борделях, да о том, кто еще немного задолжал клещам с Бесконечной
улицы.