Кошка захотела съесть рыбку да не
замочить лапки. Скорее всего, мертвый лорд с далекого юга... Он не
мог приплыть из-за океана. Никто не приплывал оттуда тыщу лет.
Гонат решился: присел на корточки,
достал нож и начал разрезать фиолетово-синюю, как и остальная
одежда, перчатку. На ее тыльной стороне красовался узор из спиц или
игл, отдаленно похожий на южную горную хвою, которую изредка
продавали на Круглом рынке. Жесткая кожа поддавалась неохотно, что
озадачило Гоната. Наощупь она была поплотнее, чем тюленья, рыбья
или коровья. И когда ее последние лоскутки сползли с пальцев
мертвеца, будто шкура с вареных угрей, перстень отразил хмурый свет
уходящего дня. Сделанный из непонятного белого металла с ярко-синим
камнем в изящной оправе он красовался на мизинце. Клубок очень
тонких то ли игл, то ли змей, переплетаясь, приподнимал камень и
удерживал его. Очень искусное ремесло!
У тонка отвисла челюсть, а Гонат, не
видевший ничего красивее собственных внучек, пожалел о
невозможности остаться на скале навечно, где бы он смотрел на
перстень, вознося хвалу Странствующему.
«Такая возможность выпадает раз в
жизни! Нужно пойти на все, чтобы обеспечить семью!»
— Перстень, меч и трубку отдадим
жнецам, как вернемся, — рассудил Гонат. — Нас за находки
наградят.
— Ты свихнулся? Экий дурал... —
начал ругань Улу. Но Гонат сжал плечо Одноухого и быстро
договорил:
— А монету припрячем. Ее, по крайней
мере, можно расплавить.
Даже Улу своим мелким умишкой должен
понимать — им не по плечу торговля этими изумительными предметами.
Раньше жнецы-ищейки пытали людей за крохи самородного золота. Они
встали на опасную дорогу...
— Они нам поверят, увидев найденные
дары. Надеюсь, сам Странник послал их набожному королю Кайромону в
знак одобрения и заботы. А монета лежала в кармане. Она для нас.
Плата за тяготы и беды... — задумчиво говорил Гонат, оправдываясь
не перед Улу, а перед самим богом.
Тонка смирился: еле заметно кивнул.
Все-таки не глупый парнишка. Гонат решил, что убедил их обоих.
Преодолевая отвращение, он стал
скоблить гнилую плоть с кости, чтобы снять перстень. Улу последил
за Гонатом, потом невозмутимо заявил:
— Надо поесть. Может нам. Перетащить
труп в лодку?
Многие тонка жрали падаль. Они
пожирали все — от летучих мышей до, как рассказывали, навоза. При
голоде жевали сухую траву, искали червей, пиявок и личинки стрекоз
в реках и на болотах. Одноухий и тысячи подобных тонка, жившие
среди людей, меняли свои мерзкие привычки не сразу.