— Рыбы нет, — сообщил Улу, будто
Гонат был слепым. Шрам тонка портил его молодой вид. Он разразился
отрывистыми криками об оставшейся на болотах женушке, об их детях,
о ее измене с каким-то мелким царьком и незавидной, никчемной
жизни.
— Еще словим... — буркнул в ответ
Гонат.
Дождь накрапывал реже, а ветер
слабее раздувал волосы Гоната. Наступило доброе утро: Неумолимая
Богиня проплакала и умерла, не заметив их, так и не схватив свои
очередные игрушки. После ночных мытарств клонило в сон. Не помогал
свежий запах моря и сырой осени. За малым не уснув, Гонат собрался,
перестал держаться за обломок мачты и заставил себя выпрямиться.
Потер бородой о плечо. От испытаний и грязи она потеряла свой
каштановый цвет. Затем осторожно пересел на среднюю банку, лицом на
корму. Лысая голова Одноухого казалась единственным островком в
бескрайней глади моря.
— Не раскачивай лодку, — приказал
Гонат. — Нам потребуется собрать воду.
Тонка кивнул. Он уселся на обушке,
старательно засовывая в рот водоросль, чавкая и жуя. Гонат протянул
ладонь, получил кусочек и последовал примеру напарника. Морская
трава обладала прелым соленым привкусом. Последнюю еду пробовал три
дня назад, а может раньше, и урчание в животе давно стихло. Какая
разница... Лишь Странствующий Бог знал, сколько им дней и ночей
плыть по морю.
В отличие от тонка, по рассказу
Тургуда вышедшему в океан впервые, Гонат не особо беспокоился о
еде. В спокойной воде они попробуют наловить рыбы или нацедить
криля. А ежели Страннику не до того, чтобы накормить их парочку, то
лучше смириться с волей бога и ожидать кончину.
Ох... До голодной смерти еще поди
доживи, ведь не она, а жажда первой заставляла моряков умирать.
Гонат встал на колени, зачерпнул
пригоршню воды с лужиц на днище. Увы, вода небес смешалась с морем
и отдавала солью. Гонат нашел кусок тыквенной корки и принялся
наполнять маленькую глиняную бутыль, затем обратил внимание на сети
и остатки паруса.
На возню с водой ушло пол-утра.
Ослабевшие напарники подолгу выжимали тряпки. Они разделись,
намереваясь собрать воду с одежды. Гонату стало неловко — он
пытался не смотреть на скверное туловище тонка. Шла молва, что у
себя, в лесах и болотах, тонка ходили нагими и при случае
оборачивались в зверей. Рыбаки набрали две бутыли драгоценной воды,
и Улу Одноухий вконец выбился из сил. Он улегся прямо в грязь и
быстро заснул. Во сне тонка скулил, сучил ногами — ну вылитый
пес.