Гонат еще сумел отыскать смолу.
Какое-то время устало искал протечки в днище, по бортам под кожаной
обшивой лодки и паковал их. Дождь давно кончился, волнение на море
стихло до мягкого плеска о борт, и когда Палящее Око выглянуло
из-за туч, стало совсем невмоготу. Со скорбной мыслью, что курога
пропадет в угодьях Странника, Гонат провалился в сон.
Как будто через мгновение его что-то
мелко затрясло. Чудовище из стылой пасти! Куда оно тащит его? К
себе — на край мира, в клыкастую пасть, туда где небо переливается
зеленым сиянием? В леденящий ад на расправу? Он задергался,
перехватил чужую руку и сжал ее так, что Одноухий взвизгнул от
боли. Гонат нащупал короткий моряцкий нож, спрятанный за пазухой,
но все-таки полностью очнулся ото сна и расслышал цоканье
тонка.
— Земля! Экий дуралей! Земля! —
захлебывался Улу криком. — Там темное пятно. Я вижу его! Вижу! — он
растопырил кривые пальцы, указывая куда-то вбок. Гонат попытался
встать, но не рассчитал сил и рухнул обратно. У него онемела шея,
затекли ноги, а также сильно ныла спина. Опираясь на поломанный
ящик для рыбы, он тяжело приподнялся и, кряхтя, сел на носовой
настил. Волны лениво покачивали лодку, не замечая его потуги.
— Хотел бы напиться крови, давно бы
напился, — укоризненно сказал Улу, старательно выговорив
непривычную для него длинную фразу.
Гонат покумекал и не смог поспорить.
Лишь сделал движение головой, будто извиняясь. Вряд ли тонка
заметил его любезность, он возбужденно топтался на месте и
переспрашивал:
— Неужели мы спасены? Так ведь,
мастер-рыбак? Ведь так?
Нелепым прозвищем Гоната наградил
Тургуд, силясь добавить дяде значительности.
Закончились добрые утренние часы,
новый день перевалил через рождение Богини и оказался светлым —
пригожим. Тонка видели острее, однако Гонату тоже почудилось, что
на горизонте маячила полоска черноты. Лихорадочно, с замершим
сердцем он пошарил под бортом лодки, отыскал и рванул на себя
весла, накрепко позабыв, что привязал их к основанию скамьи.
Пока отвязывал весла, укладывал их в
уключины, искал и надевал промокшие насквозь рукавицы, Улу
оповестил о летящей вдалеке чайке. Наконец лодка встала на весло, а
Гонат погреб, пытаясь не замечать мучительную боль в теле.
Впрочем, спустя полмили стало
понятно — впереди находилась не земля. Не совсем земля... Пологий
кусок скалы высился над морем футов на десять, и тонка что-то
залопотал о своих идолах и тотемах. Неважная, неугодная богу
ерунда... Гонат ничего не смыслил в идолах тонка, но знавал этот
одинокий утес, напоминающий спину черного кита. Он бывал здесь.
Запретная скала...