— Есть через Берлин, товарищ Тирликас!
— И это, Саня… — голос тренера не то чтобы подобрел, но стал
обычного тона и громкости. — Будешь проезжать, часом Германию не
захвати, понял? А то с тебя станется!
Он отключился. Плохо! Будучи худшим лжецом в мире, я поеду к
сотруднику спецслужбы! Ляпну что не то — еще в шпионы запишут.
Потому нужно быть крайне, предельно осторожным. И вообще, с чего бы
я ему понадобился?
Или мои переживания напрасны, и старый тренер просто хочет
убедиться, что я цел?
Отнеся пакеты к себе в комнату, я решил сперва отправиться к
Витаутовичу и лишь потом — к Наташе. Долго ходил из угла в угол —
не хотелось мне ехать к тренеру, я буду там чувствовать себя как на
допросе. А вдруг он уже что-то заподозрил? Он же тоже владеет
чем-то, что в моем мире иначе как магией не назовешь. Пусть даже
зачатками этой силы, но…
Помаявшись несколько минут, я все-таки вызвал такси.
Судя по сумме, озвученной таксистом — аж пятьдесят рублей, — жил
Витаутович далеко за городом. Но прежде я заскочил в магазин — не с
пустыми же руками ехать! И, пока таксист ждал, шатался по
универсаму, ломая голову, что купить.
Ноги сами принесли к алкогольной витрине, где я увидел армянский
коньяк в запыленной обтекаемой бутылочке. Под армянскими буквами
красовалось знакомое с детства название: «Васпуракан». Помню, к
маме на день рождения пришли подруги с мужьями и подарили тот самый
«Васпуракан». О, сколько было радости! Как будто ей вручили ключи
от машины. Пока не увидел бутылку, я думал, что «Васпуракан» —
что-то волшебное. Потом они долго разговаривали про этот презент,
хвалили его, говорили, что «мало кто может себе позволить». Я мало
что понял, кроме одного: это очень крутой напиток. Сделаешь глоток
— и сам крутым станешь.
Потому ночью я залез в бар, вытащил коньяк, плеснул в чашку сие
волшебное зелье, хлебнул, готовясь стать крутым и счастливым… О,
какой же гадостью он мне показался! Но я стерпел, не заорал, донес
драгоценную жидкость во рту до туалета и выплеснул в унитаз. А что
не выпил, перелил обратно в бутылку. До сих пор осталось
непонимание — как можно нахваливать такую гадость? Было мне тогда
лет семь или восемь.
А когда дорос до того возраста, когда мог себе позволить дорогой
алкоголь, армянские коньяки стали не те.
Ценник этого коньяка был… Н-да. 1828 р. Жаба внутри меня
выкатила глаза и сказала: «Ква!» Почти двадцать штук на наши рубли!
Треть моей нынешней официальной зарплаты.