- Игнатий!
Я не сразу понял, что он увидел меня и обращается ко мне.
- Брат, я же просил… - его голос хрипел, будто ветер, пойманный
камнями. Он встал и, шатаясь, направился ко мне.
Одно застывшее мгновение я смотрел на липкий от крови нож, на
то, что осталось от его левой руки и на его глаза, похожие на раны,
потом попятился и побежал.
Отбросив посох, я несся вниз по крутому скату. Падал, зарываясь
в снег, ударяясь об камни, вставал и бежал, бежал к приюту. Я
слышал, что келарь старался догнать меня, остановить и
выкрикивал:
- Игнатий!.. Игнатий!.. Постой же!
Он умолял, упав ничком в сугроб, плакал с каким-то животным
рычанием.
Я же не мог остановиться. Сбиваясь с проторенной тропы, ослепнув
от солнца и яркого рыжего снега, бежал прочь. Губы мои хватали
пустой воздух, выплевывая его, шептали: - Господи!.. Господи
милостивый, он не человек! Зверь же в нем живет! Господи!..
Каменные, покосившиеся стены приюта были уже рядом. Я видел, как
распахнулась дверь, вышел Юлий и, опираясь на клюку, Адриан. Не
добежав до них, я упал. Сердце колотилось сильно, часто. Было
больно в груди. Я задыхался и не мог ничего объяснить склонившимся
передо мной братьям. Юлий рывком поднял меня, говорил что-то, глядя
то на меня, то на приближавшегося медленно Мартина.
- Я сам все расскажу, - келарь остановился шагах в десяти от
нас. – Братья, прошу вас перед лицом Господа нашего, выслушайте
меня разумно и спокойно. Семь лет мы прожили. Вместе. Среди этих
гор… В молитвах, служа Господу и Его научениями людям. Адриан,
Юлий, Игнатий, - он сделал шаг, и я попятился, натолкнувшись на
плечо старика.
- Я… - замолчав, Мартин запрокинул голову, глядя влажными
глазами в небо. – Я просто люблю вас, как может любить человек
данное ему… друзей, тепло, весь этот мир, сотворенный, чтобы
укрепить наш дух. И еще… я знаю, что такое голод. Не хуже любого из
вас знаю. Сам испытывал себя, и за тысячу лет повидал много чего в
этих горах, дальше, на севере и в песках Египта, Сирии…
- Что ты такое говоришь? – прервал его Адриан, но келарь, будто
не слыша его, продолжал:
- Я очень хотел, чтобы вы не умерли, как умирали другие, близкие
мне люди. Только не знал, чем помочь вам. Думал… и решился на это…
Мясо, которое я приносил, было моим мясом. Да… Частью моей кровавой
и нечистой плоти, - он приподнял рукав, и мы содрогнулись, увидев
кость руки, едва прикрытую алой пленкой. – Страдая, моля прощения
Бога, я резал ее, резал, как… пищу вам. Отрезал – мясо отрастало за
пол дня… А что мне вреда? Только привычная боль.